Читать книгу "Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного - Елена Арсеньева"

Лаис недоверчиво смотрела на Демосфена. Судя по тому, как нетерпеливо поблескивали его глаза, в этом поступке тоже крылся какой-то подвох… Но какой? В доброту и в искреннее желание Демосфена помочь ей избежать смерти Лаис решительно не верила, просто не могла поверить!

В чем же тут разгадка?..

— Ты, конечно, сочла, что я вручил тебе какую-то мучительную отраву, от которой у тебя вылезут глаза и выпадут волосы, а кишки завяжутся узлом? — высокомерно спросил Демосфен, уловивший ее нерешительность и заметивший растерянность в ее глазах. — Это не так. Яд великолепный! Ты в этом убедишься, едва лишь он коснется твоих уст.

— Зачем ты решил избавить меня от мучений? — прямо спросила Лаис.

— Видишь ли, — вкрадчиво проговорил Демосфен, — я поклялся верховной жрице, что завтра спасу храм от позора, освободив аулетриду-убийцу, то есть тебя. Но ты не хочешь выйти на свободу. И у меня нет другого выхода сдержать слово, как убить тебя. Вернее, убедить тебя убить себя. Тем более… Тем более что ты все равно не доживешь до рассвета. Тебя уничтожит или сведет с ума то существо, которое обитает в подземелье. Его не зря называют терас![43]Это древнее чудовище, оно водилось здесь еще во времена первой Никареты. Это тайна храма, но я случайно проведал о ней.

Демосфен умолк, а потом снова заговорил, на сей раз едва слышно, словно боясь спугнуть неведомо кого, и, тревожно озираясь, добавил:

— Сначала ты услышишь легкий шорох, как будто кто-то ползет по подземному коридору, задевая его тесные стены своей чешуей. Потом… Ну, думаю, рассудок покинет тебя еще прежде, чем терас высунет вон оттуда свою страшную пасть и разинет ее… Смерть от его когтей и зубов не менее ужасна, чем медленная смерть на распятии! Но если ты покончишь с собой, выпив мой яд, я скажу, что ты перед смертью призналась мне в содеянном, однако честь храма и школы тебе дороже жизни, поэтому ты и убила себя. Твоя добровольная смерть спасет святое имя храма Афродиты. Я слышал, ты однажды уже избавила этот храм от позора. Так не задумайся совершить это еще раз!

С этими словами он положил фиали на пол перед Лаис, размеренным шагом подошел к двери и несколько раз стукнул в нее. Заскрежетал засов, дверь открылась.

Демосфен на миг помешкал на пороге, словно ожидал, что Лаис взмолится о пощаде и примет его условия. Однако она молчала, и краснословец, выдернув факел из светца, с достоинством удалился.

Дверь затворилась, вновь заскрежетал засов.

Лаис осталась одна — в кромешной тьме ожидания смерти…

Кажется, ждать осталось недолго…

Лаис нашарила на полу фиали и ощупала его. Флакончик, похоже, был сделан из тринакрийского стекла и казался очень легким.

А может быть, он пуст? Но вот пробка, и эта пробка залита воском…

Лаис надела тонкий кожаный шнурок, на котором висел фиали, на шею и подумала, что многое простит Демосфену, если это окажется не какой-нибудь обманкой и капля его яда в самом деле поможет ей избежать смерти. Однако она не спешила принять этот яд. Нет ничего более нелепого, чем умирать, когда тебя облыжно обвиняют, когда нужно найти человека, который в самом деле повинен в смерти Гелиодоры!

— Афродита, — прошептала Лаис, — ты видишь и знаешь правду. Неужто ты привела меня с далекой Икарии в Коринф лишь для того, чтобы я была опозорена и казнена? Чтобы свершилась великая несправедливость и смерть моей любимой подруги не была отомщена? Афродита, я в руке твоей, как цветочный лепесток на ладони ветра… Ты можешь сдуть меня наземь и растоптать, но подай, молю, хоть какой-то знак, чтобы я поняла, за что ты меня караешь! Я приму все смиренно, только яви мне волю твою! Проясни мне ее!

Лаис всматривалась в темноту, ждала хоть какого-то звука или промелька света, однако вокруг царила полная тишина.

Лаис вздохнула. Афродита дважды являлась ей, потом защитила ее от стрелы в жертвище Кибелы… Что же значат сейчас ее молчание, ее равнодушие?

Лаис понурилась, пытаясь хоть как-то смириться с мыслью о том, что богиня отвернулась от нее.

Почему? Неведомо…

Впрочем, умные люди говорят, будто иногда боги карают нас не только за то, что мы уже совершили, но и за то, что мы могли бы совершить, если бы остались живы! Возможно, и Лаис предстоит совершить какое-то злодеяние, вот богиня и отвернулась от нее.

Но что может быть большим злодеянием, чем зверское убийство Гелиодоры?!

Картина изуродованного, измученного тела вновь предстала перед глазами Лаис, и, пытаясь избавиться от нее, отогнать эти мучительные воспоминания, она тихонько запела песню, которую так любила в былые, невозвратные времена, когда звалась еще Маленькой косулей и жила на острове Икария со своей любимой тетушкой Филомелой, заменившей ей мать. Да, эту песню они часто пели вместе с Филомелой!

Где розы мои,

Фиалки мои?

Где мой светлоокий месяц?

Вот розы твои,

Фиалки твои,

Вот твой светлоокий месяц!

Вдруг почудилось, что она поет не одна, что ей вторит чей-то нежный голос… Точно так же было и на Икарии, когда Афродита впервые явилась ей, и на борту пентеконтеры[44]в минуту величайшего отчаяния и безысходности! Неужели богиня все же решила оказать ей свою милость здесь, в этой непроглядной тьме?

Лаис напряженно вслушивалась, но пения слышно не было. Однако какие-то звуки все же достигали ее слуха.

Шепот?.. Нет, едва различимый шелест. Словно сухие листья шевелятся под ветром.

Но откуда в каменной темнице дерево с сухими листьями?!

Шорох то громче, то тише…

Слух девушки был так напряжен, что, наверное, она могла бы расслышать топот паука по стене.

«Сначала ты услышишь легкий шорох, как будто кто-то ползет по подземному коридору, задевая его тесные стены своей чешуей…»

Все совершенно так, как говорил Демосфен!

Леденящий ужас подступает и берет в плен. Рассудок мутится…

«Думаю, рассудок покинет тебя еще прежде, чем терас высунет вон оттуда свою страшную пасть и разинет ее…»

Да, все так, как Демосфен предсказывал!

Лаис сжалась в комок и обратила испуганный взгляд в ту сторону, где, как она помнила, находилось отверстие. Она-то думала, это ход в другую темницу, а это, получается, проход, которым чудовище приползало к своим жертвам…

Шорох повторился, ледяной пот ужаса оросил лицо Лаис, волосы на голове зашевелились, дрожь сотрясла тело.

Оказывается, нет ничего страшнее темноты и неизвестности!

Да, не зря говорила Никарета, что заключенные в темницу кошмаров начинают мечтать о порке!..