Читать книгу "Крым - Александр Проханов"

Лемехов чувствовал, как приближается к горящей, оплавленной сердцевине. Он упал лицом на ее лицо, пролетел сквозь ее долгий исчезающий крик. И навстречу полыхнуло слепящим светом, оглушило бесшумным взрывом, и он пропадал, забывался, не успев разглядеть промелькнувшее стокрылое существо.

Лежал рядом с Ольгой, не смея ее касаться.

– Ты называл меня другим именем. Ты называл меня Верой, – сказала она.

– Правда?

– Вера – твоя жена. Любил меня, а видел жену.

– Любил тебя.

– Мучаюсь, когда к тебе прихожу. В этом доме присутствует другая женщина. Сижу за столом, за которым сидела она. Ем из тарелок, из которых ела она. Плаваю в бассейне, в котором плавала она. Лежу с тобой на кровати, на которой ты лежал с ней.

– Не думай об этом.

– Приближаюсь к твоему дому, и мне кажется, твоя жена не пускает меня, отгоняет. Я с трудом перешагиваю твой порог.

Лемехов почувствовал к ней отчуждение. Она причинила ему страдание. Сказала вслух то, что глухо и беззвучно присутствовало в нем. Вина перед женой, которая в забытье, измученная лекарствами, томится в клинике для душевнобольных. Иногда пробуждается из своего полусна в припадках тоски, в слезных истериках. Жена казнила себя и его, выкликала нерожденного сына, рвала себе грудь, пока на нее не накидывали смирительный балахон, усыпляли уколом. Минуту назад, обнимая прелестную женщину, он увидел лицо жены и малиновую зарю над карельским озером, где они были с женой так счастливы.

– Ты не хочешь об этом слышать. Тебя устраивают наши отношения. Но пойми, они меня не устраивают. Они тяготят меня своей недосказанностью, двойственностью. Мы встречаемся целый год. Бываем в обществе, ты представил меня друзьям. Опекаешь меня, даришь мне драгоценности. Ты идеальный возлюбленный. Но мне этого мало. Я люблю тебя, я хочу быть твоей женой. И ты этого хочешь, но не находишь мужества развестись с этой несчастной женщиной. Ты сам сказал, что она неизлечимо больна. Тебя разведут с ней. Ты будешь так же ее навещать, помогать ей. Но она не может быть препятствием для нашего счастья.

– Прошу, не надо об этом.

– Я все время молчала, но уж коли начала, то скажу. Я очень тебя люблю. Ты прекрасный, благородный, добрый. Среди мелких суетливых мужчин, этих героев на час, то алчных, то скаредных, то трусливых, то жестоких, ты возвышаешься, как прекрасный великан. Ты мой избранник. Я посвящаю тебе мою музыку. Я хочу быть украшением для тебя. Хочу, чтобы те, кто восхищается мной, восхищались тобой. Хочу иметь семью, родить от тебя ребенка. У нас будет прекрасная семья, прекрасный дом, куда ты сможешь приглашать самых изысканных гостей. Хоть мировых знаменитостей. Хоть принцев крови. Я буду служить тебе всю жизнь и никогда не дам тебе повода во мне усомниться. Ни один мужчина не посмеет бросить на меня неосторожный взгляд, потому что все будут знать – ты мой единственный и ненаглядный. Прошу тебя, разведись с женой.

– Не теперь, умоляю. Не надо об этом.

Они лежали молча, не касаясь друг друга. И ему казалось, что по дому, невидимая, босая, бесшумно бродит жена. Сейчас заглянет в их комнату.

Ольга тихо поднялась, пробежала в прихожую и вернулась с футляром. Открыла крышку. В темной сафьяновой глубине лежала темно-красная флейта с драгоценными серебристыми клапанами. Ольга извлекла флейту, поднесла к губам, положила пальцы на блестящие кнопки. Пробежала по ним беззвучно.

Лемехов смотрел, как она сидит, обнаженная, приподняв острые плечи, чуть вытянув губы, словно для поцелуя. Красное, лакированное дерево флейты переливалось, розоватый отсвет волшебного инструмента лежал на ее голой груди. Ее глаза изумленно расширились, а потом сжались, взгляд словно устремился в лучистую даль. Тягучий, как язык меда, звук сладостно излился из флейты. Лемехов испытал головокружение, будто его повлекло в медленных струях, водоворотах, понесло в разливы прохладных вод.

Ее пальцы перебирали клавиши, словно ласкали флейту. Инструмент казался морским существом, приплывшим к ней в руки из таинственных глубин. Звуки, которые издавала флейта, были звуками моря, перламутровых раковин, шелестящих приливов. Он испытывал нежность, умиление, какие случались с ним в детстве, во время болезни, когда мама клала его на свою большую кровать, и он, беспомощный, в туманном жару, смотрел на ее любимые руки, ожидая их чудного прикосновения.

Ольга закрыла глаза, отрешаясь от внешнего мира, погружаясь в глубины перламутровых звуков. Лемехов закрыл вслед за ней глаза и перенесся в прозрачный весенний лес, где просторные ели, остатки серого снега. И в вершинах поет одинокая птица, незримо и безответно. И в душе такая печаль, такая сладостная боль, предчувствие огромной, ему уготованной жизни с ее предстоящими тратами.

Ольга открыла глаза, они ликующе вспыхнули. Пальцы заплясали на дудке. Золотистые волосы рассыпались по голым плечам. Волны радости, ликования хлынули из волшебной флейты. И казалось, из тучи брызнули голубые лучи, накрыли землю шатром, и стали видны каждый колосок в поле, каждая росинка в лугах, каждая тропка в дубраве. Лемехов испытал восхищение, необъятную силу, с которой ему по плечу любая схватка, достижима любая победа.

Ольга запрокинула голову. Открылось хрупкое горло. Оно дрожало, как у поющей птицы. Устремила флейту ввысь, словно обратилась с мольбой в небеса. Славила лазурь. Просила Творца отворить врата небесного сада. И врата открывались. Лемехов видел красоту небесных цветов.

Ольга отняла флейту от губ. Опустила ее на колени.

– Для тебя! О тебе! Люблю!

Он целовал ее колени, целовал лежащую на коленях флейту.

Глава 10

Лемехов сосредоточил внимание на программе лазерной орбитальной системы, которая выводилась в космос сверхмощным носителем. Система фиксировала старты баллистических ракет противника, передавала информацию на дальнобойные орбитальные лазеры, и те сбивали ракеты врага. В дальнобойных лазерах использовались линзы и зеркала из особых стекол с идеальной поверхностью. Лемехов торопил строительство новых объектов, способных создавать подобные стекла. Теперь он ехал на подмосковный оптический завод, где предполагалось строительство новых цехов.

Лемехов находился в одной машине со своим заместителем Леонидом Яковлевичем Двулистиковым. Смотрел на его сосредоточенный утиный нос и чуткие хрящевидные уши и строго выговаривал:

– Вы возьмете под личный контроль строительство этих цехов. Сегодня же проведете совещание с представителями Минобороны, Военно-промышленной комиссии и Министерства промышленности. Соберете строителей, ученых и финансистов. И выработайте, наконец, черт возьми, внятный график работ.

– Мне будет трудно провести совещание без вас, Евгений Константинович. Моего авторитета не хватит.

– При чем здесь авторитет! Говорите жестко от моего имени. А мне дайте вздохнуть. Я сегодня иду в театр, слушаю оперу «Борис Годунов». Вы можете меня отпустить? Ведь я вам не нянька.