Читать книгу "Футбольная сказочка 2012. Матч Эры за Грааль - Дмитрий Федоров"

Ангелиссимус от волнения разлил вино.

– Судят гетеросексуалов и антисексуалов, – добавил Волк, вспомнив о Франциске Ассизском и некоторых других религиозных деятелях.

– Отличная идея! – возбудился Ангелиссимус. – Она настолько отважна и в то же время толерантна, что я отказываюсь от своего участия в Матче эры. Остается только выбрать тройку самых известных геев современности. Нам нужны проверенные. С хорошей репутацией! С харизмой! Те, что метались, мучились, раскаивались, испытывали угрызения совести и не могли определиться со своими пристрастиями, нам не подходят. Стопроцентные – вот наш выбор.

– Согласен! – возопил Соха. – Чтобы они были всем пидарам пидары, а не то-се, пятое-десятое.

После короткого совещания главным выбрали Фредди Меркьюри, а боковыми поставили Джанни Версаче и Жана Маре.

– Теперь весь мир у наших ног! – обрадовался Ангелиссимус.

– Мы отымеем этот мир. – На Соху как-то слишком буквально подействовали разговоры про людей с иными наклонностями, и Волк боязливо убрал недопитую бутылку под кресло. Напьется и, не дай Бог, потом обнаружит в себе новые, еще не изведанные желания.

– И еще вопрос ему задай? – не унывал Соха без алкоголя. – А где Берлога? Вериз Берлянд?

– Он здоров и весел.

– Мы хотели бы с ним пообщаться… Будет ли он в Мюнхене? – Волк не удовлетворился уклончивым ответом Ангелиссимуса.

– Нет! Я сожалею, но до Рождества вы не увидите своего друга, – твердо и решительно заявил Кайлин. – Понимаю, вам это не понравится, но мы не должны забывать, что существует слишком много сил, которые хотят сорвать матч. И не только сорвать, но и украсть наши технологии. Поэтому Иосиф Берлянд трудится сейчас в абсолютно недоступном и засекреченном месте. Поверьте, вам лучше не знать о месте его пребывания, чтобы не попасть в ситуацию, когда вы вольно или невольно можете раскрыть секрет нашим врагам.

– Но вы ручаетесь, что с ним все в порядке? – жестко наседал Волк.

– Он идеально себя чувствует. Более того, ему, как ученому, наверняка больше по душе та атмосфера, в которой он сейчас находится. Его ничто не отвлекает. В его распоряжении все научные достижения современности. И даже черная икра тарелками.

– И нам бы черная икра не помешала бы, – оживился Соха.

Икру принесли, но не ее появление взбудоражило Волка. На икру наплевать. Пусть Соха и Кайлин объедаются. Ему не до икры – аппетит отлетел начисто. И все исчезло. Все земные потребности сгинули, словно вирус под напором антибиотиков. Явилась Фама.

Она в соседнем салоне принимала ванну, накладывала макияж и переодевалась к пресс-конференции. И не сказать, чтоб все эти манипуляции как-то существенно изменили ее облик, и не сказать, чтобы Волк как-то внимательно разглядывал ее и находил новые штрихи в ее красоте. Нет! Фама была прекрасна и без пенных омовений, без духов и без косметики, которая перевозилась в небольшом, но весьма вместительном чемоданчике… Она была прекрасна без всего наносного, без всего внешнего, без всей этой роскошной, дорогой и модной одежды, без всего… Впрочем, о последнем Волк мог только догадываться. Но он этого не хотел. Это пусть олигархи владеют красотой, а ему, аристократу, вполне довольно того, чтобы ее созерцать.

Он уже несколько раз задавал себе вопрос, а что если Фама проникнется к нему чувствами, ответит взаимностью, то чего бы он хотел от нее? И после некоторых раздумий Волк понял, что ничего ему не надо – поцелуй, легкий и вполне дружеский. Вот и все! Он даже не смог бы ее раздеть. Это значило бы опошлить отношения, свести их к какому-то сугубо физическому влечению. Унизить Фаму, чувство к ней – вот что это значило бы. Поэтому Волк смотрел, просто смотрел.

А Соха не просто смотрел, Соха орал всякую чушь полупьяной направленности:

– Фея! Фея новых вибраций. Ангел эры Водолея!

– Соха, заткнись!

– Я буду славить чудо, и ты мне не можешь запретить!

– Прошу тебя, утихни! – скрежетал зубами Волк.

– Что хочу, то и делаю, – обиделся Соха. – Вот еще, командир нашелся!

Он не успел договорить «то-се, пятое-десятое», потому что злющий Волк вышиб его из кресла и опрокинул в проход, придушил и даже в исступлении занес над ним бутылку, из неплотно прикрытого горлышка которой на белую рубашку поверженного потекла струйка красного вина. Впрочем, он запросто мог нанести увечье и левой – он сжал ее и выставил для подрихтовки пухлой физиономии массивный перстень, купленный по заданию стилиста Авессалома. Сохаев ужасно испугался, а Фама еще больше. Она решила, что Волк нанес сопернику увечье и из него льется кровь.

Существуют легенды, что в рыцарском обществе даме достаточно было бросить платок, чтобы схватка прекратилась. У Фамы платка не обнаружилось. Вернее, он, наверное, таился где-то в недрах сумочки, но она о нем не подумала. Поэтому она действовала иным способом – отважно кинулась разнимать друзей:

– Мальчики, вы что? Ну-ка, отпусти Тушкана!

Соха страшными хрипами поддержал ее затею.

– Проси прощения у Фамы! – Волк хотел оправдать свой приступ бешенства и сделать Соху виноватым, но не получилось.

– Да за что прощение? Он мне ничего не сделал, – удивилась Фама.

– Я же шутил. От восхищения, – кряхтел залитый вином пошляк.

– Отпусти его, – Фама нежно погладила Волка по загривку, – пожалуйста.

Волк разжал руки и слез с поверженного друга. Сохатый оказался на свободе. Фама и его погладила, помогла вернуться в вертикальное положение. Только Кайлин не принял никакого участия в этой мизансцене. Не принял по причине отсутствия. В салоне его не смогли найти. Тогда Фама заглянула в ванную комнату, и там провозвестник новой эры был обнаружен под разлапистой раковиной. В своем укрытии он свернулся в позу зародыша и, находясь в ней, опасался буйных проявлений широкой русской натуры. Его вернули в комфортное кресло и успокоили. Соха переодел рубашку. Бутылку, из которой вылилось совсем чуть-чуть, допили, открыли новую и постарались забыть зверства Волка.

Сам он сидел угрюмый и предельно оконфуженный. После примирительного тоста перебрался на отдельный ряд. Страдал. Но не из-за того, что без серьезного повода повздорил с другом, а из-за того, что уже целый месяц никак не мог разобраться со своими чувствами, а чувства никак не хотели до конца выдавать себя, прикидываясь то так, то эдак. Словно играли с ним.

Когда лайнер зашел на посадку, Волк понял, что неконтролируемо добавлял себе, а посему пьян. Не в стельку, но вполне достаточно для потери лица. Впрочем, что такое для русского потеря лица, если теряется смысл жизни. Ведь ее смысл в том, чтобы любить (пусть даже безнадежно) и быть любимым (если повезет).

Глава двадцать первая
Свет цитат
Разрушит ад

Мюнхен неистовствовал – пресса встречала организаторов Матча эры уже в аэропорту. Размахивали диктофонами и звукозаписывающими мобильниками, издавали строчащие трели фотоаппаратами, операторы пытливо и словно заискивающе выставляли камеры перед шествующими из VIPа. Микрофоны засовывали прямо в рот. Один из них даже задел губы Волконского. Он был светло-кофейного цвета и напоминал шарик крем-брюле в стаканчике. У Волка возникли наивные детские воспоминания, поэтому он попытался укусить микрофон. Журналистка испуганно отдернула руку. Волк щелкнул зубами и улыбнулся.