Читать книгу "Без работы - Александр Александров"

Детина, сообразив, что заговорили о нем, вновь подошел и, нежно взяв Крючкова за локоть, моргая осоловевшими бледно-голубыми глазами, бессмысленно забубнил:

— Сейчас, сейчас, сейчас…

— Чего пристал к человеку?! — по-боевому вскипел Арчибальд. — Не мешай нам общаться. Сядь туда лучше!

Детина как-то обмяк и, словно побитый пес, повинуясь приказу, поплелся прочь, в изнеможении плюхнулся в отдаленное кресло.

— Бес, — глядя в сторону огорченного пьяницы, произнес Арчибальд. — У него сын миллионщик, во дворце в Лианозовском парке живет. Балерину Волочкову знаешь? Его любовница. А этот шляется по вокзалам, нормальным людям разговаривать не дает…

— У него правда сын миллионер? — засомневался Крючков. Он уже перестал удивляться сказочным обстоятельствам жизни, которыми наделяли себя, своих вымышленных и настоящих знакомых бродяги. Реальность бездомных была настолько убога, что даже у здорового человека, оказавшегося среди них, могли начаться серьезные изменения восприятия действительности. Срабатывал защитный механизм, который заставлял видеть жизнь в перекроенном воображением фантастическом свете. Сознание бездомных цеплялось за несуществующие соломинки вымысла. Они продолжали тянуть свою лямку благодаря вере в какое-то чудо, надеясь, что скоро все изменится к лучшему.

И часто их вера была намного сильнее, чем у обеспеченных обыкновенными благами быта людей; наверное, потому, что больше у них ничего не было.

Арчибальд проигнорировал вопрос о сыне-миллионере. Он пустился рассказывать, как хорошо было в богадельне. Больше всего его впечатлил вежливый парикмахер, обривший его наголо, и поход в настоящую баню.

— Настоящая баня с парилкой и душем. Это не то что, когда тебя моют химическими растворителями, от которых грязь вместе с кожей слезает. Обычно химией обрабатывают нашего брата так, что потом все тело покрывается язвами. Когда у меня была квартира в Текстильщиках, — говорил Арчибальд, — я любил мыться-купаться. Сейчас нет. Грязь, она, как бы лучше сказать, защищает от сырости, делает тебя влагоотталкивающим. Своя крыша — это второй рай после того, где живет Он. — Арчибальд поднял указательный палец. — Многие здесь — на земле — не понимают своего счастья.

— А как вы оказались на улице? — поинтересовался Крючков.

Арчибальд рассказал Павлу, как лишился квартиры. Бедняга перескакивал с пятое на десятое, говорил запутанно и начал издалека.

Поучительная история о том, как Арчибальд превратился в бомжа

В восьмидесятые годы Арчибальд работал сварщиком на автобазе. То было беззаботное время, когда торжественными голосами по радио и телевизору сообщали о близости величайшей победы советской системы над капитализмом. Эфир полнился новостями о величественных достижениях трудового народа. Советские люди били рекорды по выплавке стали, сборам пшеницы и хлопка и покорению бездонного космоса. Ядерный щит и наилучшая армия в мире защищали страну от врага. Все питались надеждой на улучшения и с уверенностью глядели в грядущее будущее.

Особую ставку правительство делало на производство «умных машин», или, попросту, роботов. ЭВМ и автоматизированные механизмы покорили сознание прогрессивных ученых. Писатели-фантасты подогревали уверенность в том, что очень скоро человечество сможет не занимать себя тяжкой физической деятельностью, освободит надрывающихся молотобойцев. Появление роботов предвосхищало наступление эры нравственности и гуманного отношения к ближнему в мире, где больше не нужно заботиться о хлебе насущном. А высвободившийся потенциал человечество перенесет в сферу духовной жизни и просвещения во имя добра.

Нужно заметить, в Советском Союзе было достаточно просто поверить в самое парадоксальное чудо. Арчибальд жил среди чудес. Например, мог бездельничать и за это ему выдавали зарплату. В молодости он не получил достойного образования. Однако теперь, чувствуя упущение и острую необходимость не отставать от эпохи грандиозных свершений, занялся саморазвитием. В нем открылась великая тяга к чтению разнообразнейшей литературы. Его холостяцкая квартира наполнилась подшивками всевозможных журналов и разнообразных газет.

Арчибальд впитывал в себя свежее веянье времени как благотворный бальзам. И наконец стал обдумывать то, что прочел, глубоко и критично. Он вступал в мысленный спор с академиком Нерсесянцем о праве и буржуазном конституционализме. Он вторил Толстому и недолюбливал Чехова, зацикленного на пессимизме. Даже пробовал что-то писать, но на следующий день, отбарабанив смену со сварочным аппаратом в руках, безвозвратно терял найденную и вертевшуюся накануне в голове мысль.

В 1989 году Арчибальд был обеспечен всем необходимым для скромной, насыщенной духовными изысканиями жизни. Вот-вот всемогущие роботы должны были спрыгнуть с конвейеров мощных советских заводов, прибыть на автобазу и его подменить. Он все меньше внимания уделял сварочному аппарату, сконцентрировав на просвещении все свое время и силы. Между тем с экрана его телевизора зазвучали так непохожие на привычные сладкие увещевания выступления с диким, не поддающимся пониманию смыслом.

Одним вечером важный человек в пиджаке заявил, что в СССР есть и проституция, и коррупция. В новостях заговорили о серьезных проблемах и все меньше и меньше вещали о достижениях социализма. Эти слова начали подтверждаться в действительности. У магазинов растянулись километровые очереди. Сахар, сигареты и хлеб отпускались по карточкам. Любая необходимая вещь называлась теперь «дефицитный товар».

Арчибальд понимал, что ведется борьба с тупиковыми, разрушавшими стройность системы анахронизмами. Он не унывал и смотрел на реформы с надеждой и оптимизмом. Происходила масштабная перестройка, чтобы начался новый виток развития, чтобы у советских людей в ближайшие годы поднялся уровень жизни. Великий народ-победитель не мог проиграть.

Вскоре грянуло что-то невообразимое. Было объявлено чрезвычайное положение. Против краснозвездочных танков человеческой баррикадой встали советские жители. СССР закачался от потрясений и затрещал по швам. В 1991 году, благодаря частным инициативам государственных деятелей, Советский Союз развалился.

Словно граната попала в скворечник и теперь под обломками копошились чудом выжившие, контуженые птенцы. Многие не знали, как вести себя дальше и куда идти. Некоторые, включая Арчибальда, надеялись на хорошие изменения, инициированные новым, не скупящимся на обещания правительством. Но перемены принесли абсолютно иные, совсем незнакомые правила. Теперь стало не принято говорить о благополучии всех.

Система расстроилась. Общество разделилось. Замаячили лики ненависти и неприятия по не имевшим еще так недавно значения признакам. Если роботы и работали, то приносили частную прибыль. Взамен позабытых идей гуманизма росло нечто зверское там, где кто-то «удачно» все поделил.

Падение вышвырнутых из теплицы «социального блага для всех» не воспринявших новые правила жизни людей было неотвратимо. У автора не повернется язык назвать их аутсайдерами. Когда реальностью распоряжались циничные, идущие к деньгам и власти на танках прагматики, а по селам и весям поехали новые вершители судеб — громилы с мачете, автоматами и бейсбольными битами, в падении принимало участие практически все население страны.