Читать книгу "Веер - Сергей Лукьяненко"

Человек, метнувший нож, перепрыгнул стойку – красиво, опираясь лишь левой рукой, а правой, с дубинкой, замахиваясь в прыжке. Дубинка неслась мне прямо в голову. Я присел, пропуская удар над собой, – и ткнул нападавшего в грудь открытой ладонью. Убийца будто сломался. Его шатнуло назад, он выронил дубинку и беспомощно заскреб грудь руками. Я ударил снова, почему-то опять не кулаком, а растопыренными пальцами – снизу в подбородок. И не услышал, скорее почувствовал хруст позвонков, когда его голова запрокинулась назад.

Оставшиеся в живых остановились. Страха они не выказывали, хотя я лично при виде невооруженного человека, убившего двоих нападавших, еще три дня назад наложил бы в штаны. Они скорее выглядели растерянными.

– Функционалы? – неожиданно сказал один из них.

– Нет. Не может быть, – ответил второй.

Выглядели они как персонажи-плохиши в детских мультиках. Ко всему еще один держал дубинку в правой руке, другой в левой, так что они казались зеркальным отражением друг друга.

– Кирилл, ты их убил! – внезапно воскликнул лежащий на спине Котя и попытался встать. На лице его отразился больший ужас, чем когда убить собирались нас. – Ты же их убил!

Левша неожиданно пнул оказавшийся перед ним стул – с такой силой, что тот полетел мне в голову. И парочка бросилась в атаку.

Я поймал стул на лету двумя руками за гнутые, покрытые узорчатой резьбой ножки. Одним рывком выломал эти ножки. Перевернул их в руках острыми обломанными концами вперед. И вогнал в грудь нападавшим, прежде чем они успели обрушить на меня свои дубинки.

Как выяснилось в ходе эксперимента, деревянный кол в груди смертелен для человека не менее, чем для вампира.

Левша рухнул прямо на Котю, и тот с воплем выскочил из-под подергивающегося тела. Попятился от меня, будто ожидая, что я прикончу и его.

Собственно говоря, а почему бы ему так не подумать? Ведь для Коти я – почти незнакомый человек…

– Ты их убил! Ты… ты…

– Они бы убили нас! – рявкнул я. – Ты что, они же хотели нас убить! Нож, между прочим, летел тебе в горло!

Котя закивал, но без особой убежденности. Потом глаза у него чуть прояснились, безумный ужас ушел. Но явно обещал вернуться.

– Котя, я не маньяк. Не псих. Они напали, я защищался.

– Как ты их… как ты смог? – Котя снял и начал протирать очки. При этом лицо у него, как это часто бывает с очкариками, стало растерянным и беззащитным.

Я оглядел четыре неподвижных тела. У одного нож в сердце, у другого сломана шея, двоих я проткнул. Кажется, одного насквозь. Это с какой силищей надо было ударить? Я с легким ужасом посмотрел на собственные руки. Так захочешь в носу поковыряться и полголовы оторвешь…

– Не знаю как. Это само пришло. Надо было защищаться, ну и…

– Ты… у тебя глаза при этом стали… задумчивые, меланхоличные. Будто ты стихи читаешь вслух.

Ничего себе сравнение! Все-таки в Коте есть задатки писателя.

– Я делал то, что нужно было делать. Я… даже не сомневался в этом. Знал, что так надо.

Котя кивнул. Водрузил очки на нос. Взгляд у него стал более осмысленный.

– Скажи, а что они кричали – ты понял?

– Да. А что?

– Я так и подумал. – Котя кивнул. – Они не по-русски говорили. Затрудняюсь сказать, на каком языке… что-то довольно приятное, вроде французского. Но я такого языка не знаю.

Я не удивился.

– И что они говорили? – поднимая откатившуюся к его ногам дубинку и уважительно взвешивая ее в руках, спросил Котя.

– Один из них спросил другого: «Функционалы?» А тот ответил, что не может такого быть. Что такое функционал?

– Математическая функция. – Котя аккуратно положил дубинку на хрупкий журнальный столик, чудом уцелевший в пылу сражения. – Ты у нас специалист по значению редких слов, тебе виднее.

– Видимо, функционалы через таможню не возят.

Котя еще раз смерил меня взглядом и покачал головой:

– А ведь ты чувствовал! Ты знал, что здесь будет засада!

С очевидным спорить было бесполезно. Я зашел за барную стойку, заглянул в дверь. Небольшая кухня, все в том же стиле «у нас тут девятнадцатый век, вы не против?». Вроде бы никого нет. Я взял с полки бутылку вызывающе алкогольного вида, глянул на этикетку. Так, информация к размышлению… Надпись явно на английском. Какое-то виски.

– Котя, что тут написано? – Я показал ему бутылку.

Котя подошел, неприязненно поглядывая на тела.

– Господи, тут четыре трупа, а тебя на выпивку потянуло… Виски, односолодовый, двенадцать лет выдержки… Круто. Давай сюда!

Он сделал крупный глоток прямо из горлышка, закашлялся.

– Значит, читать у тебя получается? – спросил я.

– Если помнишь, то вывеску я тоже прочитал. – Котя вручил мне бутылку. – Она была на русском.

– Что же тут, говорят на одном языке, пишут на другом?

Котя посмотрел на меня с неожиданной иронией:

– Я бы предположил, что эти вот… что они здесь такие же гости, как и мы. И общались на своем языке. Только ты, похоже, этот язык понимаешь.

– Функционал? – Я пожал плечами. – Не сказал бы, что понимаю, но… Ты что делаешь?

Котя прошелся от тела к телу, трогая каждого за запястье.

– Вдруг живы… помогли бы.

– Они убийцы!

– Ну они же теперь не опасны? – Котя развел руками. – Нет, ты их надежно уложил. Кирилл, ну что же ты наделал… Это ведь другой мир! Понимаешь? А мы начали знакомство с ним с преступления… Зря ты их убил…

Он подошел к дальней двери и осторожно заглянул внутрь. Потом вывернулся обратно и обессиленно прислонился к стене. Лицо у него стремительно бледнело.

Подхватив на ходу дубинку, я бросился к нему на помощь.

– Лучше не смотри, – быстро сказал Котя. – Лучше не надо.

Был он белый как мел и в бисеринках пота. Одна капля смешно свисала с носа.

– Зря ты их убил, – повторил Котя. – Так легко. Надо было… надо было помучить.

В общем-то после этого в дверь можно было и не заглядывать. Все стало понятно. Но я все-таки заглянул.

– Твари… – пробормотал Котя.

– Они их пытали, – сказал я. – Соберись. Вот тут как раз надо… пощупать пульс.

9

Бытует мнение, что самым гнусным преступлением на свете является убийство детей. Убийство стариков вызывает презрительное возмущение, но уже не будит инфернального ужаса. Убийство женщин также воспринимается крайне неодобрительно – как мужчинами (за что женщин убивать-то?), так и женщинами (все мужики – сволочи!).