Читать книгу "Грибной царь - Юрий Поляков"

Директор «Сантехуюта» остановил машину, опустил стекло, высунулся и томно, как приоконная девица, позвал:

— Вовико!

Господи, как же тот обрадовался, узнав в хозяине иномарки однокурсника! Буквально бросился на шею, чуть не плача. В дешевенький кооперативный ресторан «У Палыча», куда повел товарища Михаил Дмитриевич, Вовико входил с благоговейной опасливостью, а увидав в меню многочисленные нули тех инфляционных цен, вздрогнул и испуганно посмотрел на друга. Свирельников же в ответ лишь усмехнулся с успокаивающим превосходством.

Веселкину сильно не повезло. После Улан-Удэ его захреначили в Манино, медвежий подмосковный угол, откуда в Первопрестольную выбираться не легче, чем из Уссурийска. А тут еще свернули спутниковые программы, финансирование срезали, зарплату не выдавали, начальство почесало репу и объявило: два дня на службу ходите, чтобы скрип портупеи не забыть, а остальное время шакальте как умеете! Жена веселкинская поехала в Москву за дешевыми продуктами, встретила одноклассника, разбогатевшего на скупке квартир у подмагазинной пьяни, и через месяц ушла к нему.

— Вот, ночной бар теперь стерегу!

— А что вообще собираешься делать?

— Не знаю. Застрелюсь, наверное, — грустно хохотнул Вовико.

Свирельников же, наоборот, стал рассказывать, как ездил купаться в Анталию, как собирается в ближайшее время поменять «Тойоту» на БМВ, а Веселкин взирал на однокурсника, словно на белого бога, приплывшего в большой железной пироге к его убогим папуасским берегам. И хотя директор «Сантехуюта» давно мучился вопросом, где найти надежного человечка в заместители, мысль о том, что таким человечком может стать жалкий, измызганный Вовико, даже не приходила ему в голову.

Поначалу, выпивая и закусывая, они вообще не говорили о бизнесе, а все больше вспоминали походы по «тропе Хо Ши Мина» в женское общежитие трикотажной фабрики «Красное знамя», располагавшееся впритык к курсантскому корпусу. Удивительно, как прочно мужская память хранит совокупительные чудачества и мелкие телесные причуды дам, чьи лица с именами давно уже утрачены, стерты, погребены в кучах ненужного жизненного мусора! Но вдруг из глубины забытого всплывает совершеннейшая нелепость — разбитная ткачиха-лимитчица, страшно боявшаяся залететь и поэтому в самый опасный момент противным диспетчерским голосом кричавшая в ухо трудящемуся бойцу: «Внимание!»

Посреди ужина сильно захмелевший Вовико, подняв рюмку и собираясь огласить очередной витиевато-бессмысленный тост, произнес:

— Внимание!

— Вынимание! — по-диспетчерски прогундел в ответ Свирельников и захохотал.

— Неужели помнишь?

— Слу-ушай! — Директора «Сантехуюта» вдруг осенила простая и гениальная мысль. — Мне нужен надежный человек на филиал. Надежный. Пойдешь?

— Без всяких-яких, — побледневшими губами прошептал Вовико, стараясь придать своему лицу выражение сверхъестественной надежности. Глаза у него были при этом заискивающе-беззащитные, как у домашнего кобеля, присевшего по нужде на людной улице.

А та полузабытая, наверное, давно поскромневшая и состарившаяся лимитчица так никогда, до самой смерти не узнает, что ее общедоступная молодость, ее совокупительная чудаковатость, точнее, воспоминание о ней сыграли такую важную роль в судьбе офицера запаса Владимира Николаевича Веселкина!

Став начальником филиала, а через некоторое время и компаньоном с долей в акциях, Вовико заматерел и так намастырился залезать в их общие деньги, что, когда при разделе фирмы все всплыло наружу, оставалось только ахнуть: как же искусен, хитер и затейлив может быть человек крадущий! Самый простой способ заключался в том, что выручка филиала придерживалась и втихаря крутилась через ГКО. Это страшно возмутило Свирельникова, хотя, по совести сказать, он тайком от компаньона делал то же самое.

В итоге соратники расплевались, но, к удивлению сантехнической Москвы, без стрельбы, что позволило знаменитому Ашотику на корпоративном банкете в Колонном зале заявить о благополучном завершении дикого этапа русского капитализма, когда экономика, как и обещано, регулировалась рынком, но вот рынок-то регулировался пластидом и пистолетами с глушителем. На некоторое время Свирельников вообще забыл о своем однокурснике и компаньоне, так бы, наверное, никогда и не вспомнил, если бы неожиданно не столкнулся с ним лоб в лоб, борясь за «Фили-палас».

Война эта велась долго, с переменным успехом. Сколько было денег занесено в нужные кабинеты и сколько выпито водки с необходимыми людьми — страшно вспомнить! Наконец директор «Сантехуюта», найдя прямой выход на руководителя Департамента, стал явно одолевать Веселкина и ожидал от него чего угодно, любой изощренной гадости, но только не полной капитуляции с предложением вечного мира. С чего вдруг? Во всем этом чувствовалась какая-то рекламная неискренность. Даже приглашение в «Кружало» таило явный намек на ту давнюю пьянку «У Палыча», где начался их совместный бизнес, так печально закончившийся.

Когда ввалились в «Кружало», сели за столик и выпили по рюмке горилки с чесночным салом, Вовико стал рассказывать про то, как встретил на заправке старшину их курса Лисичкина, которому все преподаватели единодушно прочили блестящее лампасное будущее. Он был в оранжевой робе с надписью «Мосгорнефть», предупредительно вставлял в бензобак наливной «пистолет» и протирал стекла.

— Узнал тебя? — спросил Свирельников.

— Без всяких-яких… — покачал головой Веселкин. — Зачем человека расстраивать? Дал ему стольник и уехал.

— А помнишь, как он не мог найти на карте Гренаду?

— Без всяких-яких!

В первом случае «без всяких-яких» означало «нет», во втором случае — «да». Ехидная Тоня однажды заметила, что Веселкин умудряется всю цветущую сложность русского языка вместить в своих дурацких «яких». И вполне успешно! Уникальный случай: можно целую диссертацию написать. Жена всегда относилась к Вовико с презрительной терпимостью и называла его «твой Веселкин». В первый раз она назвала его так на выпускном вечере в клубе «Можайки», располагавшемся в бывшем манеже. Оттоптав с ним медленный танец, она вернулась к жениху и сказала:

— Свинья он, этот твой Веселкин!

— Почему?

— Потому что с невестой товарища по оружию так не танцуют и таких намеков не делают!

— Каких намеков?

— Про гарнизонный женообмен!

Когда их растащили сбежавшиеся на мордобой однокурсники, Свирельников успел хорошенько отмолотить Вовико, но и сам пропустил могучий удар в глаз. Веселкин, чувствуя обидную для него незавершенность, вырывался из крепких товарищеских рук и орал:

— Пустите! Я его убью! Без всяких-яких!

Через два дня загсовская тетка, кивнув на синяк под глазом жениха, совершенно серьезно предупредила невесту:

— За драчуна выходите!

— А что делать! — вздохнула Тоня, похожая в своем ажурном свадебном платье на трепещущую на сквозняке тюлевую занавеску.