Читать книгу "Свобода - Владимир Козлов"

Я киваю.

Выходим на улицу. Оля и Ждан целуются. Ждан жмет мне руку, идет к «Волге». Гена заводит мотор.

Я и Оля идем к метро.

Она спрашивает:

– Ты давно в Москве?

– С конца февраля.

– А я уже больше двух лет. Поступила сначала в ГИТИС, проучилась полгода, бросила… На следующий год поступила в «плешку».

– А сама откуда?

– Из Новокузнецка.

– Не был там ни разу.

– И ничего не потерял. Уродливый город, одни только заводы, дым из труб и смог…

Вход в метро. В коляске спит обоссавшийся безногий инвалид. Рядом валяется бутылка от дешевого портвейна. – Отец всю жизнь проработал на меткомбинате, – говорит Оля. – А когда зарплату несколько месяцев не платили, он бросился в коксовую печь. Там температура больше тысячи градусов… Конечно, не только из-за зарплаты… Он пил… То есть пил он всегда, сколько я себя помню, но в последние года три-четыре до этого – много больше…

* * *

Двери вагона метро раздвигаются. Мы выходим. В тупике, под мозаикой стоя трахаются парень в косухе и девушка в длинном черном пальто и высоких сапогах. В центре зала три пацана в светлых джинсах и высоких ботинках молотят ногами «чурбана». Два мента, сидя на лавке, равнодушно наблюдают.

Оля хватает меня за руку – я чуть не наступил в красноватую лужу блевотины.

Заходим на эскалатор. На соседнем, едущем вниз, стоят четыре гопника – все с бутылками пива и зажженными сигаретами. Один показывает мне «фак».

За киосками собрались в кружок инвалиды и попрошайки. Пьют водку, передавая друг другу бутылку. Рядом несколько их «коллег», в том числе один без ноги, на костылях, играют в футбол. Вместо мяча – бумажный сверток. Вместо ворот – бутылки из-под шампанского. На костре жарится собака.

Оля:

– Ты веришь, что вот это все можно изменить?

– Не знаю…

Подходим к кирпичной пятиэтажке старой постройки.

Оля:

– Зайдешь чаю попить?

– Поздно уже… А завтра опять куча работы…

– Ладно, пока. Спасибо, что проводил. Спокойной ночи…

Она целует меня в щеку, заходит в подъезд.

* * *

Наливаю воды в электрочайник, выхожу из туалета. Иду по коридору. Захожу в свой кабинет. Всовываю вилку в розетку.

Телефон. Снимаю трубку.

Света:

– Андрей, сейчас к тебе человек зайдет. Говорит, вы с ним договаривались…

– Да, пусть проходит.

Смотрю в окно. Серый мрачный ноябрьский день.

В коридоре – шаги. Стук в дверь.

Говорю:

– Войдите!

Заходит дядька. Узнаю его сразу: фанат Лукашенко с апрельской презентации. Он – в той же турецкой кожаной куртке, с тем же ободранным дипломатом.

Говорит:

– Здравствуйте.

Я киваю.

Щелкает чайник.

– Чай будете?

– Да, было бы неплохо, знаете ли. На улице премерзейшая погода – сыро, холодно…

Открываю коробку, бросаю по пакетику заварки в две чашки с красно-зеленым логотипом ПСЛ – мы недавно их заказали.

– Вы присаживайтесь.

Мужик садится, кладет дипломат на колени, барабанит по нему пальцами.

Я пододвигаю к нему чашку.

– Вы говорили о каком-то предложении. Я вас слушаю…

Мужик перестает барабанить. Поднимает глаза на меня.

– Значится, так… Простите, как вас зовут?

– Андрей. Андрей Волков. Помощник Сергея Алексеевича…

– А по отчеству вас как?

– Зачем отчество – просто Андрей.

– Хорошо, Андрей, мне тоже пора представиться. Елисеев Илья Николаевич, председатель Партии русских патриотов-интернационалистов, сокращенно пэ эр пэ и. До недавнего времени моя должность называлась «генеральный секретарь», но потом мы с коллегами посовещались и решили, что не нужно нам ассоциаций ни с КПСС, ни с ООН – просто и со вкусом, значится…

Он берет чашку, подносит к губам. Отпивает, кашляет, поперхнувшись. Ставит чашку назад.

– Еще горячо, знаете ли… Ну так вот, на чем я остановился?

– Вы говорили про свою партию…

– Ну так вот. Я хотел бы предложить вашей партии заключить коалиционный договор. Как мы себя назовем – не важно. Например, коалиция саморазвития личности и русского патриотизма и интернационализма – меня это полностью бы устроило, никаких вопросов… Значится, я предлагаю вступить в коалицию, а потом выйти непосредственно на международную арену и заключить союз с президентом Белоруссии Александром Григорьевичем Лукашенко, объявить его генералиссимусом и призвать начать военные действия против России, чтобы свергнуть предательский жидовский режим Эльцина и тому подобных…

* * *

– Слышал – очередное политическое убийство? – спрашивает Ждан.

Я сижу на стуле в его кабинете. Он, откинувшись к спинке компьютерного кресла, читает с экрана монитора:

– «Поздним вечером в подъезде своего дома в Петербурге убита Галина Старовойтова, депутат Государственной думы и лидер недавно созданного избирательного объединения «Северная столица». На декабрь были назначены выборы в городское законодательное собрание Санкт-Петербурга. Сопровождавший Старовойтову помощник Руслан Линьков получил тяжелые ранения»… Да уж… Такая вот у нас политическая борьба. Ладно, давай про наши дела. Что с кинотеатром?

– Дата свободна, пытаюсь их прогнуть насчет аренды. Говорю, что кризис, надо ставку снижать как минимум раза в два. Они упираются, говорят – мы и так уже снизили.

– Ладно, повоюй еще, но, в крайнем случае, соглашайся. Что насчет Марушевича?

– Пытался выйти на родителей или еще кого-нибудь – назвался старым приятелем. Все мимо. Родителей он давно сюда перевез – дом им купил в Подмосковье. В Могилеве не бывает, контактов никаких. Разве что официально, через личного помощника…

– Ладно, давай так… Здесь дело не в том, что это твой земляк… Мне он просто кажется симпатичным парнем. Главное – молодой, не погрязший в этом совковом говне… А все его эти «амурные похождения», светская хроника и тэ дэ – что здесь зазорного? Дело молодое…

За спиной Ждана, в окне, с серого низкого неба сыплется снежная крупа.

* * *

Зал кинотеатра набит до отказа. На сиденьях, обитых порезанным дерматином, сидят в основном старики и пролетарии средних лет – задроченные жизнью, с изможденными лицами, тусклыми глазами. Ждан и я выглядываем из-за кулис.

– Неплохо, да? – Я киваю в сторону зала.

– Я стараюсь не обольщаться. Люди хватаются за любую соломинку, за любое движение, партию. Из тех, конечно, кто еще себя не скомпрометировал, кто дает им надежду. Они думали, что их жизнь начала наконец улучшаться, а тут бабах – кризис…