Читать книгу "Face-to-face - Галина Тер-Микаэлян"

«Девочка, наверное, нездорова, что-то с ней случилось».

Впервые за все время лицо Тани утратило спокойное выражение, и губы тронула легкая усмешка:

— Да ладно! Я здорова, мне просто красный цвет не идет, — вскинув голову, она спрыгнула со сцены и бросилась прочь из зала.

Маша догнала сестру лишь возле самого дома. Близнецы плелись сзади, Женька нес оставленную Таней в школе куртку, Эрнест — матерчатую сумку с ее сапогами. Вид у обоих был весьма озабоченный — они размышляли о том, зачтутся ли им в данной ситуации двадцать невыученных английских глаголов.

— Танька, ты что, с ума сошла? Что с тобой? Оденься, ветер же, — запыхавшимся голосом растерянно просила Маша, пытаясь набросить Тане на плечи курточку.

Таня оттолкнула ее руку и побежала вверх по лестнице. Едва тетка открыла ей входную дверь, она, бросилась в свою комнату, упала на кровать лицом вниз и положила себе на голову подушку, демонстративно показывая, что никого не хочет видеть и слышать.

Вечером, едва Сергей приехал из института, а Наталья вернулась из поликлиники, в дверь позвонили — пришла классная руководительница Тани Марина Афанасьевна. Ее пригласили в гостиную, она говорила долго и голосом полным благородного возмущения. Наталья сидела бледная, виновато ахала, Сергей краснел, беспомощно разводя руками, и лишь Злата Евгеньевна, которую Маша и мальчики уже ввели в курс дела, хранила молчание. Когда Марина Афанасьевна полностью себя исчерпала, Сергей виновато сказал:

— Бога ради, простите, Марина Афанасьевна, мы никак не ожидали такого от Татьяны. Я даже не знаю, что и сказать — я с ней сегодня же поговорю.

— Да-да, я понимаю, но, видите ли… после всего случившегося… гм… и я, и директор…гм… мы считаем, что было бы лучше перевести Таню в другую школу.

И тогда впервые за все время Злата Евгеньевна, не дав Сергею ответить, подала слово:

— Я полагаю, прежде нужно было бы во всем разобраться, — холодно сказала она. — И хорошо бы выяснить, что заставило девочку вести себя подобным образом. Но я поговорю с Таней, и если она согласится, я завтра же заберу из школы ее документы.

Марина Афанасьевна хотела было возразить, но запнулась, встретившись с пристальным взглядом красивой седоволосой женщины, слегка покраснела и лишь молча кивнула. Сергей, проводив учительницу, громко постучал в комнату девочек, крикнув:

— Татьяна, иди-ка сюда!

Злата Евгеньевна попыталась его удержать:

— Сережа, подожди, она, наверное, спит.

— Ничего, проснется.

— Лучше я сама сначала с ней поговорю, — настаивала невестка.

— Прости, Злата, — ответил он очень решительно, — но я должен сделать это сам. Наверное, мы с Натальей действительно мало занимаемся девочкой. Татьяна!

Таня встала на пороге комнаты. Взгляд ее был потухшим, лицо перепачкано тушью, потекшей с глаз да еще размазанной по щекам подушкой.

— Ну?

— Не «ну», а давай поговорим. Марш в гостиную!

Девочка послушно направилась в гостиную, села на диван, прислонившись к спинке, и провела в таком положении два часа — ровно столько, сколько возмущенные родители читали ей нотацию. Что они говорили, Таня почти не слышала — в голове у нее теперь было пусто и очень тихо. Наконец Наталья сердито заметила:

— Она нас вообще не желает воспринимать! Таня, ты слушаешь, о чем мы тебе говорим?

— А? — девочка равнодушно посмотрела на мать и пожала плечами: — Я спать хочу.

— Пойдем, пусть спит, — в сердцах проговорил Сергей и поднялся. — Пусть хоть всю жизнь проспит, и очень хорошо будет, когда ее не примут ни в комсомол, ни в институт. Тогда, может быть, она научится себя вести, да поздно будет.

Когда родители покинули гостиную, пришла Злата Евгеньевна, взяла племянницу за руку и повела ее умываться.

— Отмой лицо от этой гадости, потом поешь, и нам нужно будет серьезно поговорить.

Петр Эрнестович еще не вернулся, поэтому тетка привела Таню в их спальню.

— Тоже воспитывать будешь? — равнодушно спросила девочка, плюхаясь в старое кресло-качалку.

— А тебе мало? — пошутила Злата Евгеньевна. — Нет, детка, я поговорю с тобой о более серьезных вещах. Ты, конечно, знаешь, что у твоего папы и дяди Пети с тетей Адой были разные мамы. Мать твоего папы звали Клавдией.

— Это которая была плохая? — во взгляде Тани внезапно пробудился интерес.

— Она… гм…, — Злата Евгеньевна смутилась, поскольку никто в их семье никогда о Клавдии плохо не отзывался, чтобы не задеть Сергея. — С чего ты вдруг взяла?

— Да ведь тетя Ада вчера говорила, когда у нас была.

— Я что-то не припомню, — тетка пристально смотрела на девочку. — Когда?

Таня устало пожала плечами:

— Разве ты не слышала? Мы все сидели за столом, а когда меня начали поздравлять, тетя Ада сказала: жаль только, что Таня так похожа на эту проклятую Клавдию.

— Гм…

Злата Евгеньевна растерялась, а Таня, внезапно встревожившись, смотрела на тетку:

— Что? Я не понимаю тебя.

— Детка, видишь ли, в роду твоей бабки Клавдии по женской линии передавалось удивительное свойство — умение воспринимать чужие мысли. Оно передается через поколение, от бабушки к внучке.

Во взгляде девочки мелькнуло скептическое выражение.

— Тетя Злата, ты что, серьезно веришь в этот бред?

— Раньше не верила, — ничуть не обидевшись, возразила Злата Евгеньевна, — но однажды мне пришлось убедиться, что это не бред. Похоже, что ты тоже обладаешь такой способностью, хотя до вчерашнего дня я ничего подобного за тобой не замечала. Можешь сказать мне без эмоций, но во всех подробностях: кто и что говорил сегодня на комсомольском собрании?

Таня пристально посмотрела на тетку, потом кивнула:

— Ладно, если тебе это так важно, — и начала рассказывать, все больше и больше нервничая.

«Марина Афанасьевна не называла директора дурой, и комсорг не обзывал тебя — ты просто еще не умеешь различать слова и мысли окружающих».

— Но я слышала! Я сама слышала!

«Почему же Маша и мальчики ничего не слышали?»

— Не знаю, они далеко сидели.

«А меня ты сейчас слышишь?»

— Конечно, а при чем тут ты?

— Я ведь не говорила сейчас с тобой, я просто думала, — тихо произнесла Злата Евгеньевна, положив руку на плечо племяннице. — И тетя Ада вчера за столом ничего не говорила, она не могла сказать подобного. Хотя могла подумать — не словами, люди редко думают словами. Для нее это ощущения или воспоминания, но ты воспринимаешь все, как слова, потому что так привычней для твоего мозга. У твоей тети Людмилы, например, способность воспринимать чужие мысли проявляется в минуту сильного волнения, у тебя, скорей всего, тоже — за последние два дня ты вся издергалась с этим своим комсомолом.