Читать книгу "Знахарь - Тадеуш Доленга-Мостович"

Разве что сплетни о его любовных похождениях. Говорили, что он ни одной юбки не пропустит, с каждой флиртует и что уже не одна девушка из-за него глаза выплакала.

Марыся, однако, не верила этим сплетням по двум причинам: во-первых, не хотела верить, а во-вторых, ее наблюдения говорили об обратном. Пан Лешек не обращал на женщин внимания, и она сама это заметила. Когда он засиживался в магазине, все местные красавицы туда шли одна за другой. Как только какая-нибудь увидит возле магазина его лошадь или мотоцикл, как шальная бежит домой, наряжается в самое красивое платье, подкручивает волосы, надевает свою лучшую шляпку и приходит в магазин будто за открытками или почтовой бумагой.

А Марыся только смеялась, потому что молодой Чинский даже не смотрел на них.

— Пан Лешек заманивает ко мне покупателей, — говорила ему Марыся, когда они снова оставались одни. — Пани Шкопкова должна быть вам благодарна.

— Если придет еще одна, покажу ей язык, — сердился пан Лешек.

И надо же было в следующую минуту появиться аптекарше! Разодета она была как на бал, а от ее духов в магазинчике стало трудно дышать. Чинский не показал ей язык, но сделал нечто худшее: начал демонстративно чихать. И чихал до тех пор, пока надушенная дама не вылетела из магазина, точно камень из рогатки, вне себя от гнева и возмущения.

С того момента она возненавидела Марысю и, когда бы ни встретила пани Шкопкову, заявляла, что не купит в ее магазине товара даже на ломаный грош, пока там будет эта отвратительная девица.

Пани Шкопкова пожалела о потере клиентки, отчитала Марысю, сама не зная за что — просто так, на всякий случай, — но не уволила ее.

Аптекарша молодостью похвастать не могла, но выглядела прекрасно. Однако пан Лешек и на более молодых не обращал внимания. В то время как с Марысей он был простым и веселым, по отношению к другим людям держался жестко и высокомерно. Как с равными, разговаривал только с состоятельными людьми из округи, на остальных же смотрел свысока. Он часто повторял, что его мать из графской фамилии, а отец из магнатов, сенаторов и что во всем воеводстве, кроме Радзивиллов и Тышкевичей, никто не имеет права задирать нос выше Чинских.

Однажды Марыся не выдержала и с иронией сказала ему:

— Очень забавно, когда такой молодой заносчивый пан интересуется бедной девушкой из лавки.

Он смутился и стал объяснять, что у него не было намерения оскорбить ее.

— Панна Марыся, не думайте, что я такой глупый сноб.

— Я так не думаю, — холодно ответила она. — Однако понимаю, какая разница существует между нами…

— Панна Марыся!

— … И то внимание, какое вы проявляете ко мне, затрачивая свое драгоценное время на разговоры с глупенькой и бедной продавщицей из захолустья…

— Панна Марыся! Вы доведете меня до сумасшествия!

— У меня нет таких намерений. В мои обязанности входит быть вежливой с клиентами, поэтому прошу меня извинить, я должна подмести в магазине, а пыль может повредить вашему драгоценному здоровью, не говоря уж о костюме из Лондона.

— Что вы говорите? — вскочил он, побледнев.

— Да-да, я прошу вас.

— Панна Марыся!

— Еще что-нибудь завернуть для вас? — наклонилась с улыбкой Марыся.

Чинский изо всей силы хлестнул веткой по сапогу:

— Ах, так! Прощайте! Вы не скоро увидите меня!

— Счастливого пути…

— Проклятие! — крикнул он и выскочил из магазина.

Вскочив в седло, он с места пустил лошадь в галоп. Марыся видела в окно, как он, точно сумасшедший, промчался по площади.

Она села на стул и задумалась. Знала, что поступила правильно, что этого гордеца следовало проучить, но в то же время ей было жаль его.

— Не скоро его увижу… Возможно, никогда, — вздохнула она. — Тяжело, а может, так оно и лучше.

На следующий день, когда она пришла открывать магазин, у дверей ее уже ждал лесничий из Людвикова. Он принес письмо. В письме Чинский писал, что она испортила ему все каникулы, что он не ожидал от нее такого превратного истолкования его намерений и что она обидела его и оскорбила. Однако он тут же признавался, что и сам вел себя не очень вежливо и поэтому считает своим долгом извиниться.

«Для того, чтобы залить эти горькие воспоминания, — писал он в конце, — я еду в Вильно и буду так пить, чтобы меня черт побрал, как того пожелала пани».

— Будет ли ответ? — спросил лесничий.

Она заколебалась. Нет, зачем я буду писать ему? И вообще зачем это все?

— Ответа не будет. Только прошу передать пану, что я желаю ему всего самого хорошего.

Прошли три недели. Чинский не показывался. Марыся тосковала и даже гадала: приедет ли, зайдет ли в магазин? В конце третьей недели ей пришла телеграмма. Она глазам своим не верила: это была первая в жизни телеграмма, адресованная ей лично.

«Мир скучен. Жизнь ничего не стоит, как поживает аптекарша? Пани самая красивая девушка в Центральной Европе. Жаль. Лех».

Три дня спустя в Радолишках раздался треск мотоцикла, объявляя всему местечку, что молодой Чинский возвратился в родные места. Марыся едва успела подбежать к зеркалу и поправить волосы, как он уже был в магазине.

В сущности, ее обрадовал этот приезд, но она не подала виду: боялась, чтобы Чинский не подумал, будто ей нужна его дружба. Холодный прием снова разозлил его и испортил радость долгожданной встречи.

Обменявшись с Марысей несколькими ничего не значащими фразами, он сказал:

— Вы осуждаете мой снобизм, но у снобов есть одно достоинство: они умеют быть вежливыми даже тогда, когда им этого не хочется.

Ей захотелось сказать, что ему не нужно быть любезным, что своим возвращением и тем, что помнил о ней там, в Кринице, он доставил ей большую радость… Но вместо этого она процедила сквозь зубы:

— Я знаю, что ваша любезность носит именно такой характер.

Он посмотрел на нее пронзительным взглядом:

— О да! Вы правы!..

— Не сомневаюсь.

— Тем лучше.

— Удивительно только, зачем вы прилагаете столько усилий.

Чинский рассмеялся, как ей показалось, иронически.

— Вовсе нет. Это происходит автоматически. Видите ли, мое воспитание дало мне возможность довести до автоматизма правила приличия в общении с людьми…

Девушка опустила голову:

— Я в восторге.

Он резко отвернулся, и она не могла видеть его лицо, но была уверена, что в эти минуты оно выражало злобу.

Но Марысе хотелось мира и согласия. Она понимала, что должна сказать ему что-нибудь доброе, что судит о нем несправедливо и что он уже никогда не вернется, если сейчас не услышит от нее ласкового слова. Она понимала все это, однако не могла решиться на капитуляцию.