Читать книгу "Петербургский ковчег - Сергей Михайлович Зайцев"

В углу была составлена старая мебель; Аполлон разглядел шифоньерку с некогда позолоченной резьбой, но ныне местами с обсыпавшейся позолотой, карточный столик на одной ножке, продавленный диван, сломанную китайскую ширму, увидел багетную раму с обколотым кое-где багетом. Все было покрыто толстым слоем пыли. На полу стояла потемневшая бронзовая лампа с треснувшим фарфоровым колпаком, а возле лампы — приставлена к стене некая длинная палка. Аполлон, разглядывая лампу, случайно задел эту палку плечом, и она, скользнув верхним концом по стене, упала.

К величайшему удивлению Аполлон обнаружил: то, что он принял за палку, было знамя, накрученное на древко; судя по бронзовому орлу, слегка распустившему крылья на древке, это было французское знамя, которое каким-то образом попало на сей захламленный чердак после восемьсот двенадцатого года.

Стряхнув тучу пыли со знамени, Аполлон развернул полотнище и прочитал девиз, писанный по латыни: «Caput mundi», что означает — «Глава мира». Аполлон покачал головой; над этим стоило поразмыслить: глава мира, французская слава — здесь, на Васильевском острове, на чердаке одного из домов не первой даже линии, в пыли, среди мышиного помета...

Но не только славу наполеоновской Франции Аполлон обнаружил здесь; он споткнулся о что-то и поднял с пола некий предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался «Богатством народов» Адама Смита на английском языке; если бы книга не была так основательно попорчена мышами, Аполлон взял бы ее отсюда... Он подумал: почему столь печальна была судьба этой редкой книги? И вспомнил анекдот, слышанный про старого князя Вяземского Андрея Ивановича, будто тот скупал и уничтожал книги Вольтера. Вряд ли кто-то из бывших хозяев этого дома, этого чердака так был зол на Адама Смита, что отдал мышам на растерзание главное творение его жизни, предмет гордости чванливых англичан; скорее тот хозяин дома просто не знал английского языка, и виной тому, что книга, могущая быть полезной, оказалась здесь, было обыкновенное людское невежество.

Аполлон не стал больше рыться в покрытом пылью хламе, отряхнул руки. Глаза его уже привыкли к полумраку, и он увидел помещение во всю глубину: кирпичные печные трубы, за ними темные закутки, под стропилами — воркующие голуби рядком. Через приоткрытое слуховое оконце долетали голоса. Аполлон прислушался.

Это Устиша спорила во дворе с мелочным уличным торговцем: тот пытался сбыть ей какую- то безделицу, а она сбивала цену. С замиранием сердца Аполлон услышал голос Милодоры. Она подтрунивала над разносчиком, говорила, что если бы тот сбрил свою бороду, его торговля непременно пошла бы живее... Разносчик отвечал ей какими-то присказками-прибаутками, которых у него, вероятно, была полная голова. Потом сказал:

Купите, госпожа, пятисвечный подсвешник.

У меня достаточно подсвешников.

—Купите. Может, только его вам и не хватает...

Аполлон отошел от оконца, почувствовав некую неловкость, — будто подслушивал...

В конце чердачного помещения он заметил еще одну дверь. Пыль и напластования голубиного помета весьма красноречиво говорили о том, что к двери этой не подходили, может, не один десяток лет. Как тут не взглянуть, что за ней!.. Аполлон был заинтригован.

Он подошел к двери и пытался толкнуть ее. Но таинственная дверь только сдвинулась слегка- видно, со временем дом дал просадку, дверной проем слегка перекосило, и косяки зажали дверь.

Аполлон не собирался отступать, любопытство его разгорелось. Он налег на дверь плечом, и та сдалась наконец, внезапно распахнулась. Аполлон, ослепленный ярким светом, замер в дверном проеме... Он увидел бескрайнее голубое небо, залитое солнечными лучами, и прекрасный Петербург у своих ног... Эта дверь, оказалось, выводила на крышу.

Там, за домами, блестела река, высились купола церквей, белели колонны на фасадах дворцов... Открывшийся простор мог закружить голову, и Аполлон ухватился руками за косяки. Он пожалел в этот миг, что не художник. Холст вышел бы восхитительный!.. Он чувствовал пейзаж: в открывшемся ему виде было настроение. И была бесконечная перспектива...

Глава 15

В назначенный час — в десять ночи — Аполлон спустился в апартаменты Милодоры. Она оставляла в этом доме за собой квартиру в восемь комнат. До сих пор Аполлону приходилось бывать у нее лишь в кабинете. Аполлон и сейчас вошел сначала в кабинет, но услышал голоса где-то дальше, в соседних комнатах, в гостиной, и пошел на голоса. Комнаты здесь были расположены анфиладно, и Аполлону не пришлось долго искать двери, скрытые драпировками.

...Гостиная была залита светом. Блестела позолота на высоких лепных потолках; на стенах красовались старые потемневшие картины, между окон — медальоны на библейские сюжеты; посреди гостиной лежал толстый турецкий ковер. На нем — рояль. В торцовой стене комнаты — большой камин, облицованный голубенькими изразцами. В напольных вазах по углам — цветы. Вдоль стен — изящные мягкие стулья и диваны с гнутыми ножками. Невысокий шкаф в углу был битком забит нотами... Не было здесь ни масонского символа — «всевидящего ока»,— начертанного на стене, не было ни алтарей, ни каких-либо реликвий... Только уютная гостиная и яркий свет, не подразумевающий никаких тайн.

Несколько человек офицеров, молодых и статных, стояли тут и там группками. Среди них менее заметны были господа в штатском. Тоже преимущественно молодые люди. На диванах Аполлон приметил двух-трех дам. В этом обществе довольно оживленно обсуждалось что-то.

Когда Аполлон вошел и за ним слегка стукнула дверь, все замолчали и обернулись к нему.

Милодора отошла от группки офицеров.

Господа!.. Хочу представить вам... Аполлон Данилович Романов...

Была короткая пауза, в течение которой присутствующие приглядывались к Аполлону.

Аполлон был учтив, склонился в полупоклоне.

Милодора взяла Аполлона за локоть и добавила с теплой улыбкой:

Я рассказывала вам о нем. Господин Романов — литератор. И ему будет небезынтересно присутствовать на сегодняшнем чтении...

Молодой розовощекий офицер очень нежной наружности сразу подошел к Аполлону:

А я знаком с вашими переводами. Очень недурно!.. У меня есть приятели в пиитических кругах. Отзываются высоко... проявляют интерес...

Это приятно, — вежливо заметил Аполлон, поглядывая на Милодору, отошедшую на минутку к дамам.

Офицер продолжал:

Признаюсь, я и сам некогда поднимал на античных авторов руку, но служба, видите ли, иногда совсем не располагает к усиленным занятиям литературой. Муштра на плацу, караулы, часто грубое общество... Трудно бывает сохранить возвышенное настроение...

Я вас понимаю, — кивнул Аполлон.

А еще полковое начальство... В конце концов ему становится известно, что кто-то из его офицеров неравнодушен к изящной словесности. Начальство задевает это: кто знает, что там офицерик его пишет — а вдруг памфлет на него, на всесильного начальника?.. Помните ведь, наверное, что Пассек написал про матушку-императрицу — за что в Динамюндскую крепость угодил? С одной стороны, безобидное стихотворение, но ежели прочитать первые буквы строк... получается неудобопроизносимо...