Читать книгу "Сладость губ твоих нежных - Илья Масодов"

От её звериного воя всё просыпается в интернате, девочки в бараках зажмуривают глаза и накрываются плохими одеялами с головой, сонная Валентина Харитоновна крестится в своей тёмной комнатке, как крестилась в избе её морщинистая суеверная бабка, закатив свои полуслепые глаза, Надежда Васильевна поднимает светлый взгляд от распростёртой на столе книги товарища Сталина и холодно, обречённо смотрит в ночное окно, как волк, осознавший наконец, что его совершенно обложили, и только Макарыч, добравшийся уже до тесного своего логова, отвечает Ольге Матвеевне из холодного мрака хриплым, злым воем ветерана отгремевших мировых войн.

Вечером следующего дня у ворот интерната сигналит машина, такая чёрная, что фары её подобны шаровым молниям, случайно встретившимся в ночной темноте. Из машины выходит молодой полнощёкий штатский и двое в военной форме. Макарыч отдаёт им честь.

— Ваш сигнал, товарищ? — тихо спрашивает его полнощёкий, узко улыбаясь. Он протягивает свою женственную руку и проводит ладонью по заросшей седой щетиной щеке ветерана. Нежность этой руки согревает и радует старика. — Не волнуйтесь, товарищ, мы во всём разберёмся.

Приезжие проходят в каменный дом, в окнах которого не горит свет. Макарыч закуривает, надвинув шапку на лоб, и, слегка прихрамывая, идёт к сортиру, где собралась маленькая стайка любопытных девочек.

— А ну все по баракам! — хрипло гаркает он.

— Так ведь ссать охота! — отважно выкрикивает ему навстречу одна из собравшихся.

— По баракам, мать вашу! Бегом! — орёт Макарыч звериным рёвом, и девочки бросаются врассыпную, хлопают двери бараков. Из каменного дома выходит полнощёкий и с ним Ольга Матвеевна, волосы её не причёсаны, ватник расстёгнут. Она смотрит на Макарыча невидящими глазами и всё время проводит рукой по лицу. Макарыч отворачивается и роняет в землю сгусток. С крыльца сбегает Надежда Васильевна, резкими движениями поправляя на себе одежду, она подбегает к полнощёкому, что-то быстро говоря ему уже на ходу. Полнощёкий узко улыбается и держит женственные руки в карманах плаща. Ослепительный свет фар подъезжающей машины заливает стоящих у крыльца, словно ветер, заносящий их фигуры тонким белым песком. Ольга Матвеевна, нагнувшись, входит в фургон. Военные вытаскивают из здания столовой какие-то мешки и грузят их вслед за ней. Полнощёкий поднимает руку и лениво машет Макарычу, старик снова отдаёт ему честь. Избавившись от мешков, военные отряхиваются, один из них забирается в кабину, второй в фургон. Машина неуклюже разворачивается в узком пространстве двора, водя фарами по деревянным стенам бараков, потом, зарычав, выезжает воротами в песочные холмы, а оттуда в холодный лесной простор.

Чёрные стволы деревьев расходятся под качающимся светом фар, тени их скользят в высоту, к ночному дымному небу, родине всех теней, и иногда даже кажется, что некие большие угольные рыбы, стоящие у стволов высоко над землёй, срываются и уходят в чащу, испуганные непривычным светом. Машина сворачивает с основной дороги, ведущей через лес, на узкую просеку, проезжает по ней с километр и останавливается, погасив фары.

Полнощёкий прохаживается у кабины, разминая ноги.

— Что-то с машиной? — спрашивает его Надежда Васильевна, одолжившая у второго военного папироску и пытающаяся её прикурить дрожащими пальцами.

— С машиной всё в порядке, — весело отвечает полнощёкий. — Сейчас тебя выебем и дальше поедем.

Надежда Васильевна ничего не отвечает, только продолжает свои попытки прикурить. Четвёртая спичка ломается у неё в руках. Из фургона вылезает Ольга Матвеевна, прислоняется спиной к машине и смотрит в лес.

— Ну что, ребята, кто её первый будет? — спрашивает полнощёкий.

— А мы и вдвоём можем, — смеётся второй военный, протягивая Надежде Васильевне зажигалку. — Или сначала эту?

— Нет, эту я сам. Приступайте.

Второй военный дожидается, пока Надежде Васильевне удаётся прикурить.

— Вас как зовут? — спрашивает он затем. — А меня зовут Петя. Лезьте, пожалуйста, в кузов и снимайте одежду.

Надежда Васильевна стоит и курит дрожащей рукой, словно не слыша.

— Послушайте, товарищ Волопаева, — замечает полнощёкий. — Мы тут с вами не шутки шутим, у нас времени в обрез. Полезай в фургон, блядская кобыла!

Надежда Васильевна испуганно бросает папироску и тупо смотрит в лицо полнощёкому. Второй военный и покинувший кабину водитель хватают её и волокут в низкую дверь, она упирается ногами и жалобно стонет. Дверь захлопывается, женщина сильно бьёт в неё сапогами изнутри.

— Давайте отойдём от машины, Ольга Матвеевна, — говорит полнощёкий. — Пройдёмся, воздухом подышим. Может, закурите?

— Нет, спасибо.

— Вы, Ольга Матвеевна, я вижу, женщина особенная. И вы, полагаю, достаточно умны, чтобы понимать, насколько всё произошедшее здесь выходит, так сказать, за рамки… Нет, я имею в виду не рамки закона, или некоей гипотетической морали, я имею в виду иные рамки, Ольга Матвеевна, совершенно иные. Я имею в виду ту черту, которая проведена без нашего с вами участия, черту, так сказать, самого существования, может быть, я не совсем ясно выражаюсь… Позвольте вашу руку, Ольга Матвеевна. Какая у вас холодная рука. Вам холодно? Не стоит даже и упоминать о том, что события, которые происходили в подведомственном вам учреждении не просто не должны были иметь место, они не могли, я повторяю, не могли происходить. Надеюсь, это не вызовет с вашей стороны возражений? Нет. Хорошо. Однако, вот чего я не пойму. Как же они всё-таки происходили, если их и быть-то не могло? А, Ольга Матвеевна?

— Зачем вы всё это говорите? — устало спрашивает Ольга Матвеевна.

— Я пытаюсь, если позволите, выяснить. Установить истину в её кристальном виде. Всем нам по природе свойственно искать выхода из того положения, в котором мы находимся, из нашего бренного, так сказать, существования, но почему, дорогая Ольга Матвеевна, почему? Кто сказал, что выход этот обязательно существует? — полнощёкий вдруг резко останавливается между древесными стволами. — Вы не были здесь?

— Извините?

— Раньше? Вы не были здесь уже раньше?

— Нет. Я не была здесь раньше.

— И меня вы раньше никогда не видели?

— Как ваше имя?

— Меня зовут Спиридон Борисович, но это не имеет никакого отношения к делу. Вам обязательно нужно знать моё имя, прежде чем вы станете мне пенис сосать? Вы хотите ориентироваться в пространстве, что ж, это понятно, но поверьте, Ольга Матвеевна, слова не предоставляют нам такой возможности. Этой функцией они не обладают. Так что же, вспомнили?

— Я не видела вас раньше.

— Ошибаетесь. Вот тут вы, дорогая, и ошибаетесь. Возможно, это даже ваша главная ошибка. Ну что ж, картина в таком случае, проясняется.

— Значит, вы не из НКВД?

— Напротив. Я как раз из НКВД. Но это тоже ведь только название.

— Я понимаю, что мы туда не поедем.