Читать книгу "Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей К. Смирнов"

Хомский крепко задумался.

— Ботинки, — пробормотал он. В глазах его зажегся желтый огонь. — Вы говорите, вся больница ходила и смотрела?

— Ну, не специально… Вернее, специально, но под тем или иным предлогом…

— И наш подозреваемый, конечно, тоже видел?

— Кто, простите?

— Да Александр Павлович.

Ватникова передернуло. Вот опять! Надо вызывать сантранспорт, а не калякать с ним по душам…

— Александр Павлович, работающий здесь, не мог не видеть.

— Ага, — Хомский глубокомысленно поскреб щетинистый подбородок.

Теперь психиатр поймал себя на том, что подражает Хомскому и сосредоточенно жует губами.

— Не понимаю, зачем вам эти ботинки, — сказал он с легкомысленным раздражением. — Вы же не думаете, что Кирилл Иваныч имеет какое-то отношение… что он поссорился с больным в туалете и… — Ватникова передернуло. — Даже у пьяного дела есть границы. И к тому времени Кирилл Иваныч давно уже ушел домой, — добавил Ватников несколько неуверенно. С Кирилла Иваныча станется, он мог зацепиться где-нибудь ногой, лечь и остаться до утра. Или угоститься в наркологии, скажем, и заночевать на диване в родном кабинете.

— Ботинки? — переспросил Хомский, оставляя помощника в тревожном неведении касательно подозрений в адрес Кирилла Иваныча. — Ботинки — это элементарно… Вот что, дорогой доктор, мне нужно, чтобы вы побеседовали еще с одним человечком. Допросили его пожестче. Взяли в оборот.

10

Ватников против желания расхохотался. Пациенты, проходившие мимо, взглянули на него озадаченно: они никогда не видели, чтобы психиатр хохотал над чужим безумием. Ватников прикрыл рот ладонью.

— Еще кого-то допросить? Это мило, честное слово. У вас, любезный, умственная жвачка намечается.

Хомский непонимающе покрутил головой.

— Виноват? — осведомился он осторожно. — Что намечается?

Ватников закатил глаза.

— В психологии и психиатрии, да и в быту, — начал он терпеливо, — хорошо известно такое состояние: пережевывание мыслей. Ужасная напасть, помноженная на беспросветность.

— Масло гоняют, — дробно рассмеялся Хомский.

— ???

— Так в зоне выражаются, — пояснил тот. — Войдешь в хату — и сразу видишь, кто новенький. Он сидит и думает. Все думает и думает. В смысле — не обо всем думает, а все думает. Месяц, второй, третий. Только и вертится в голове: что делать, что делать. А что делать? Нечего! Про таких и говорят: масло гоняет. Сидел один дед и все-то курсовые писал по высшей математике, для всех. Там же учатся. Контрольные для охранниковых деток. Тоже масло гонял.

Ватников не к месту подумал, что Чернышевский, получается, неспроста написал "Что делать?". Ничего он делать не собирался, ни к чему не призывал, никаких идей не высказывал, никакого светлого будущего не прозревал. Просто гонял масло.

"При чем тут Чернышевский?" — одернул он себя на пике домыслов. И, желая поскорее покончить с мороком, спросил:

— Кого же мне нужно допросить?

— Да казачка нашего, — небрежно ответил сыщик, отсмеявшись над маслом. — Сдается мне, что весь цирк разыграли для него одного. Он был единственным зрителем. Свидетелем, — поправил себя Хомский. — Разве что Мишка еще подвернулся, очень кстати…

— Для него? Кто он такой? Кто его слушает? — Ватников сунул руки в карманы и нахохлился, усы встопорщились. Заныла старая афганская рана. — О чем же мне его спрашивать?

— Обо всем. Пусть расскажет, как пришел сюда и что увидел. В мельчайших подробностях. Он тогда пришел, говорят, достаточно тверезый и должен все вспомнить.

Ватников покачал головой в отчаянии.

— Вы не имеете никакого представления об уровнях общения, Хомский. Я еще могу навести какие-то справки среди коллег. Но беседовать с охранником на отвлеченные темы!.. Как вы себе это представляете? Я с ним за все время, что он у нас торчит, и словом не перемолвился. А теперь вдруг приступлю и спрошу: а что там вы увидели, в отделении…

Хомский тонко улыбнулся:

— Так побеседуйте с ним как специалист! Какие проблемы?

— Почему — специалист? Он у меня не лечится!

— Вот именно. А ему давно пора. Напугайте его. Скажите, что пришли с серьезным разговором. Проверять память. Что поступили жалобы, что вы должны его… допустим, освидетельствовать. Выяснить, в состоянии ли такая пьянь работать дальше.

— Он откажется и будет прав! Он имеет право отказаться от освидетельствования…

— А он об этом знает? Вы что, права ему будете зачитывать?

— Знает он все! В приемник постоянно тягают пьяную шоферню, менты привозят. Там многие отказываются даже перед ментами. Не буду освидетельствоваться — и точка. Он в этом смысле наверняка опытный…

— Ни черта! — возбудился Хомский. — Мало ли, кого туда тягают! Только на себя он такое дело не мерил… Попробуйте — это же очень просто. А вдруг получится?

11

В приемном покое царило болезненное оживление.

Во-первых, только что запеленали Вертера.

Вертером был юный женственный человек с утонченными манерами. Его в "Чеховке" знали давно. Начинал он с того, что спускал штаны под окнами гинекологического отделения и оставлял записку с подписью: "Леопольд". Не помогали ни казак, ни милиция: беднягу хватали, вязали, волокли в участок, немножко били ногами — без толку, через пару дней все начиналось заново. Но около полугода тому назад страдания Вертера приобрели иную направленность. Он распрощался с гинекологией и стал регулярно захаживать в приемный покой. Входил и начинал монотонно умолять: "Запеленайте меня! Запеленайте меня!"

Его выгнали раз, выгнали другой, а потом запеленали. Вертер полежал и ушел совершенно удовлетворенный.

Так и повадился приходить. Сегодня пеленанием руководил лично Мозель.

Не успели спровадить Вертера, как приехал Кузовлев.

Доктор Кузовлев, врач скорой помощи, привез аппендицит, будучи одет в синий рабочий комбинезон на загорелое голое тело, где намертво отпечатались белые полосы от лямок.

Когда в приемник спустился Ватников, он как раз демонстрировал свой наряд во всех ракурсах.

— На руки встать? — задорно спросил Кузовлев.

— Встать!! — заревело приемное отделение.

Доктор степенно крякнул и сделал стойку. Штанины съехали, обнажая куриные голени. Дыхание доктора Кузовлева смертоносным языком вылизывало пол, подобно огнемету; микробы дохли, как от универсального моющего средства.

По коридору тем временем возбужденно бродил недавно принятый на работу дежурант, доктор, выходец из Средней Азии. Он очень плохо говорил по-русски и только без устали приговаривал, со счастливым урчанием: "Полный фарш! Полный фарш!"