Читать книгу "Большая книга ужасов-37. Добро пожаловать в кошмар! Невеста смерти - Елена Усачева"

— Умная? — состроил недовольную рожицу Василевский. — Помогла бы…

— Вот еще! — фыркнула Таня. — «Скорая помощь» на сегодня еще не открыта.

— Как будто ты каждый день людей спасаешь, — проворчал Андрюха и перестал дергаться. Медленно поднял глаза на Бокштейна.

— И как вы их вытащили? — тихо спросил Вадим.

— Я же говорю — надо работать головой, — торжественно произнесла Ким, всем своим видом показывая, какая она умная и какие мальчишки недалекие. — Ты сам сказал, что все началось с Колодца. Мы туда пошли и пообещали найти Наток. Так и вышло.

— Точка телепортации, — Андрюха перевел дух. — Мы захотели спастись и попали в подземный ход. Ловко. Наверное, над Колодцем каждый раз загорается табличка с объяснениями, но мы не догадались прочитать.

Таня попыталась уйти, но Вадим задержал ее:

— Вы видели девушку Эдика?

— Классная девчонка! — дернула плечом Ким.

— Вы встретились около Харьюрских ворот?

— Ворот не помню. Там была площадь с высоким крестом, как будто бы стеклянным. Мы поднялись по лесенке и немного посидели в баре. У них очень вкусный глинтвейн.

— Где вы нашли Наток?

— Мы их не искали. За нами пришел Эдик и привел в бар.

— Выходит, он их спас! — Василевский присел на деревянную крышку, и нога его тут же освободилась.

— А Маргарита где? — спросил Вадим.

— В номере сидит, валерьянку пьет. Говорит, что больше с нами никуда не поедет.

Вадим посмотрел на Андрюху. Тот пожал плечами и полез в щель рукой.

— Значит, Натки вернулись? — на всякий случай уточнил Бокштейн.

— Еще вчера и теперь мирно спят в номере.

— Что рассказывают?

Вадим следил за выражением лица Тани и не заметил, как заулыбался Андрюха. Тот шарил рукой под крышкой. Улыбка его стала лукавой.

— Эдик познакомил их с Хельгой, — между тем говорила Таня.

— И они всю ночь пили? — Вадим не верил такому неправдоподобному рассказу.

— И весь день, — напомнил Василевский. — Крепкая у нас молодежь! Такой заплыв выдержать.

— Ким, а ты помнишь, что было с тобой? — Бокштейн отмахнулся от Андрюхиных слов. — Тогда. У палача?

Таня помрачнела и отвернулась. Андрюха сел ровно, провел сжатым кулаком по лицу, смахивая невидимый трудовой пот.

— А не пора ли нам завтракать? — весело спросил он.

Бокштейн с интересом отметил, как Андрюха что-то прячет в карман.

— Ты прав. Если народ вернулся, то обещания, которые мы все так щедро надавали, выполнены. — Лицо у Вадима при этом оставалось недовольным. — Новых давать никто не будет, и мы сможем расслабиться.

Таня смерила его презрительным взглядом и пошла к скамейкам, около которых самозабвенно ворковали Лена с Ингой.

— Значит, не все, — пробормотал Андрюха, глядя ей вслед.

В кулаке он сжимал перстень. И, кстати, вспомнил как минимум еще о двух невыполненных обещаниях — своей женитьбе на Таньке и узнавании имени палача. Остальные с обещаниями более менее расквитались — потоп устроили, в склепе побывали, друг от друга на время отдохнули. Прогулялись по легендам…

Василевский хмыкнул, выпрямляясь. А чего они в этих легендах, как гости? Вошли и сразу вышли? А не создать ли им собственную историю? Как там у Бокштейна? Десять человек приехало в Старый город?..

Глава VII

Перстень с рубином

Маргарита Викторовна на корточках сидела перед нишей под лестницей и, вывернув шею, пыталась заглянуть внутрь углубления.

— Уже вернулись? — устало спросила она, первыми заметив Таню с Леной. Когда же следом за ними ввалилась остальная компания, Маргарита Викторовна изменилась в лице и медленно опустилась на пол. Девчонки бросились ее поднимать.

— Здрасте, — неловко кивнул Андрюха.

Хромающий Борзов с Акопяном тут же отправились наверх. Инга с Глебом застыли в дверях. Бокштейн подошел к нише.

— Где вы были? — дрогнувшим голосом спросила учительница. — Девочки пришли, а вас весь вечер не было.

— Соловьи монастырского сада,

Как и все на земле соловьи,

Говорят, что одна есть отрада.

И что эта отрада в любви… —

весело прочитали начало стихотворения.

В дверях, за спинами влюбленных, стояла Марина и, как всегда, лучезарно улыбалась.

— Дело молодое, весна. — Она театрально-преувеличенно всплеснула руками. — Ну что, дорогие мои, собрались?

— Почти, — сухо отозвался Вадим, взглядом проследил за поднимающимися по лестнице Мамкиным с Ингой и вновь повернулся к учительнице: — Маргарита Викторовна, кого вы видели?

— Кошку. Черную. — Учительница тыкала пальцем под лестницу, с трудом подбирая слова. — Она в нишу забежала. Я хотела посмотреть куда. А здесь прохода нет. И кошки тоже.

— Показалось, — снова взмахнула руками Марина. — Собирайтесь. Машина уже пришла.

— А говорили, два часа есть! — Андрюха почесал пузо, которое наконец напомнило о своем существовании голодным урчанием.

— Да, конечно, завтракайте, — Маргарита Викторовна повернулась к Бокштейну. — Вадим?

— Сие науке не под силу, — пожал он плечами. Идею проверить мистику физикой он давно забросил.

— Почему? — Учительница выглядела растерянной и подавленной, словно вдруг забыла, какую тему собиралась рассказать сегодня на уроке.

— Потому что мы не знаем основополагающего условия: почему именно мы.

— Чего тут думать-то. — Ленка приволокла тяжелый стул из-за стойки консьержки, которой опять не было. — Трепачи вы все — вот и ответ. Раньше за честное слово стрелялись, с крыш падали, а сейчас… — Она грохнула стулом об пол и в упор глянула на Андрюху. — Зачем ты Таньке сказал, что женишься?

— Василевский? Что за шутки? — ахнула Маргарита Викторовна, падая на стул.

Андрюха растерялся.

— Спасти ее хотел.

— А теперь расхотел? — горячилась Голубева. — Вы разве не поняли? Этот город хранит историю. Здесь время застыло в каждом камне. А вы ведете себя как отморозки. Борзов и тот честнее вас, потому что не трепется.

— Ну почему же, — Вадим потер ладонью лоб. — Все-таки что-то мы сделали. Таню спасли. Со смотровой площадки стащили. Андрюха до сих пор за спину хватается.

— Зачем? — В голосе Голубевой слышались готовые вот-вот пролиться слезы. — Может, она тебя ждала!

— Лена! — вскрикнула Таня и помчалась наверх.

— Подожди! — кинулась за ней Голубева.

— Нет, — задумчиво пробормотал Вадим. — Пожалуй, все тридцать лет сэкономишь, если на ней не женишься.