Читать книгу ""Черный археолог" из будущего. Дикое поле - Анатолий Спесивцев"

– Да бесполезно обычными стрелами в них стрелять! Сам видел, батько, отскакивают от них стрелы!

– А может, от доспехов отскакивали стрелы?

– Может, и от доспехов. Только ж там все колдуны были, зачем им доспехи, они же заговоренные.

– Так были у них доспехи или нет?

– Не знаю, батько. Может, и были. Только биться об заклад готов, что без колдовства там не обошлось.

– Ладно, черт с ним, их колдовством. Дальше рассказывай.

– Во-во, точно нечистый там руку приложил! Потому как, значит, мы татар ждем. Я решил глянуть, что там со Стецьком. Посмотрел, значит, – не жилец Стецько. Залез я в ямку там же, рядом, чтоб прикинуть, можно ли бедолагу в ней прикопать. А тут слышу: бах, бах, бах! Часто-часто, будто много казаков шмаляют. Оглянулся я, выглядываю осторожненько, а сзади на ровном месте холмики земляные появились, навроде кротовых. И, кажись, оттуда не иначе бесы черномордые в наших ребят стреляют. И слушайте, батьку, никакого дыма от выстрелов. А все уже мертвые лежат. Думаю, все, конец мне. Но, видно, Божья мать верующего в ее Сына от лютой смерти защитила. Не заметили они меня. Исчезли вместе с холмиками. Были и… нету. Как и не было. Страх Господень!

– Чего ты несешь, какие холмики?

– Земляные, батьку, черные. Там, Батьку, земля черная. Чернозем.

– Какой чернозем?!

– Известно, какой. Обыкновенный. Ох, и хорошо на нем, батьку, рожь растет! И гречиха, и другие разные растения.

– Тьфу! – сплюнул гетман. Ему стало ясно, что от напуганного джуры толкового ответа не добиться. Сам гетман не боялся ни черта, ни Божьего гнева. Будто предчувствуя судьбу, джура преданно смотрел в глаза своему повелителю, показывал послушание и готовность отвечать. Да кому, как не ему, гетману, знать цену такой преданности… Он достал заветную бутыль, дар добрых друзей из ордена Иисуса Сладчайшего, и налил слуге чарку:

– На вот, выпей, для успокоения и за помин убиенных. И я с тобой выпью.

То, что в чарку гетмана было налито из другой бутылки, заметить было мудрено. Они выпили, закусили сушеным мясом. Джура вроде бы расслабился и немного успокоился.

– Ох доброе у тебя, батьку, вино. Сладкое да вкусное. И крепкое, наверное. Меня что-то сразу в сон начало клонить.

После этих слов он закрыл глаза и опрокинулся на ковер, на котором сидел. Лицо заснувшего человека выглядело довольным, можно сказать, счастливым.

«На такую сволочь приходится тратить такое дорогое зелье! Эх, как жаль, что к колдуну с ядом не подойдешь. Чутье на опасность у него как у битого волка. Будто и вправду бес-прислужник его остерегает. Ничего, доберусь до его шкуры, никакие бесы и демоны его не спасут!»

Гетман выглянул из шатра, позвал казаков из личной сотни и попросил их отнести уставшего товарища на место ночевки:

– Пусть полежит бедняга, устал, мои поручения выполняя.

Дежуривший у шатра десятник покрутил головой:

– Ох, батьку, погубит тебя твоя доброта! За десяток саженей можно унюхать, от какой усталости он с ног свалился.

– Ладно, не бурчи. По важным делам парень ездил, переволновался, вот от одной чарки и свалился. Положите там его аккуратно, пусть отдыхает, я им доволен.

Глава 3

Разборки на высоком уровне

Ночь с 27 на 28 березня 1637 года от Р.Х.

Наказной гетман чувствовал себя крысой, загнанной в угол. Ко всем прошлым бедам и странностям добавилось новое, не поймешь какое действо. С полудня в его отряд стали прибывать колдуны и старшина. Как из Сечи, так и реестровые. И известные всей Украине, и неведомые, в том числе и гетману, из-за их молодости. Даже не представляясь наказному гетману, все отправлялись в шатер к Васюринскому. Что, безусловно, являлось грубейшим нарушением казацких обычаев. Но идти к шатру старого ворога Пилип не спешил. Он понимал проигрышность для себя публичного выяснения отношений с Васюринским. Наказной гетман – не базарная баба, чтоб с криком и руганью добиваться отчета от знаменитого полковника. Но что делать, если полковник этот ведет себя невероятно нагло?

«Эх, повесить бы его, а еще лучше поганую его шкуру с живого содрать. И черт с ним, с риском быть казненным за это. Так не пойдут казаки на бой со своими. Колдовскими своими проделками заплел он мозги дурачью. Вот и получается по обычаям, я его каким способом захочу, таким и казнить могу. Да вот право-то имею, а возможности, пока по крайней мере, у меня нет. Но с чего это так он разошелся? Ранее куда опасливее себя вел. Что такого с ним стряслось, или какую он весть получил? Ради чего все к нему съезжаются?»

Матьяш давно бы явился туда и сам, да мешало ему одно «но». Один из джур, посланных утром на убийство Васюринского, исчез.

«Хорошо, если валяется где мертвый, невелика потеря. Гораздо хуже, если он с перепугу от колдовских выходок (Боже милостивый, почему у нас до сих пор инквизиции нет?!!) сбежал свет за очи. Потом это может очень плохо аукнуться. Мерзавец знает слишком много. Но если эта колдовская братия его захватила живым… тогда совсем плохо. Уж не для суда ли надо мной они съезжаются? Ох нечистый меня попутал с иезуитами связываться! Если про это казаки вызнают, лютой смерти предадут. А с другой стороны, с чего это я должен верить в Господа нашего Иисуса Христа именно так, как велят насквозь продажные греки из Стамбула, послушно выполняющие волю нехристя и врага всех христиан? Ватикан, по крайней мере, ни от какого государя, даже христианского, не зависит, а в иезуитах служат люди сплошь умные да ученые. Не враги же они сами себе, душу неправильной верой губить? И в продвижении вверх, к богатству и славе, они сильно могут помочь. Чего там, уже помогли. Но узнай казаки, что их угощал я за иезуитские денежки… Эх!.. Рвануть, что ли, прямо сейчас, пока возможность есть, под защиту ясновельможного пана Иеремии Вишневецкого?»

Пилип со всего размаха в сердцах швырнул серебряный кубок на землю. Из-за волнения и расстройства доброе токайское вино уксусом показалось.

«Защитить-то Ярема защитит, да только, кем я при нем буду? В лучшем случае полковником придворного войска. Ни тебе уважения, ни богатой добычи. К лизанию ясновельможной задницы придется привыкать. Нет, погожу. Может, через гетманство у казаков сам в ясновельможные выйду».

Гнев на старого врага и страх – казакам и кошевых гетманов случалось казнить, не то что наказных – душили Матьяша. Удивительное дело, но гости к проклятому колдуну продолжали прибывать и после заката солнца. Без ОЧЕНЬ серьезных причин на такое решались редко. Слишком велик риск переломать ноги лошадей из-за темноты.

«Ради пустячного дела столько людей рисковать жизнью не стали бы».

Наказной гетман не вытерпел и пошел разбираться, чувствуя, что дальнейшую неопределенность ему не вынести. Разорвет тягостная неизвестность его сердце изнутри, будто подложенная негодяем Васюринским мина.