Читать книгу "Война чудовищ - Роман Афанасьев"

На мгновение он завис в воздухе. Из алых глаз ударили два фонтана огненных искр, плащ развернулся, и кожаные полы забились на ветру черными крылами. Вампир разинул пасть, на длинных клыках сверкнуло солнце, и в тот же миг Старший вспыхнул, словно факел. Мгновенье спустя порыв ветра подхватил облако пепла и разбил его о стену ратуши, засыпав сапоги Сигмона прахом.

Тан невольно отступил и тут же оглянулся – за спиной затрещали доски. Новообращенные мешали друг другу, они никак не могли протиснуться в люк и поэтому начали ломать пол башенки. Тан обернулся и бросил взгляд на доски, что ходили ходуном. Схватился за рукоять кинжала, но, опомнившись, покачал головой и шагнул из окна.

Он упал на широкий скат крыши, проехал по нему как по ледяной горке, потом извернулся, ухватился за черепицу и повис на самом краю, качаясь над входом в ратушу.

Внизу, у дверей, приплясывал Рон. Он что-то кричал, но тану сейчас было не до него – черепица расходилась под пальцами, и он высматривал на стене хоть малейшую трещинку, в которую можно было вцепиться.

В последний момент, когда черепица уже сыпалась на голову, тан рассмотрел под собой окно, закрытое деревянными ставнями. Падая вниз, он изогнулся, чиркнул сапогами по стене и проехался животом по деревянным створкам. Пальцы ухватились за верхний край, и Сигмон повис на ставнях. Всего на один миг. Потом затрещала рама, петли с мясом вырвались из переплета, и тан рухнул вниз вместе с обломками ставень.

Это длилось всего один краткий миг, но Сигмону, обмиравшему от страха, он показался целым годом. Пальцы царапали стену, ноги искали малейшую опору... Выбоина, выступ, карниз, снова ставни, снова шершавая стена... И все же он не упал, он съехал вниз животом по стене, разодрав до крови руки, локти и колени. Когда сапоги ударили в землю, ноги Сигмона подкосились и он с размаху сел на камень, да так, что искры из глаз посыпались.

– Сигмон! – крикнул прямо в ухо подскочивший Рон. – Живой!

Он навалился на друга, обнимая его за плечи. Сигмон, оглушенный ударом о землю, потряс головой, отпихнул алхимика в сторону и медленно поднялся.

– Скажи что-нибудь, – потребовал алхимик, встревожено заглядывая в лицо друга. – Эй, ты как?

Тан, не обращая на него внимания, завертел головой, выискивая надежно укрытое от солнца место. Ему показалось, что двор дома напротив подойдет как нельзя лучше. Он снова помотал головой, пытаясь избавиться от синих кругов перед глазами, и решительно зашагал через площадь.

– Сигмон! – окликнул его алхимик. – Ты куда?

Тан, думавший, что друг идет следом, резко повернулся. Алхимик стоял у входа в ратушу и растерянно глядел на него. А за его спиной, в темном проеме появился зыбкий силуэт упыря, закутанного с головы до ног в черный плащ. Сигмон узнал его сразу, он узнал бы его даже в кромешной тьме. Это был пятый Старший, последний из тех, что пришли из Дарелена. Тот самый юнец, что встретился ему в городе мастеров.

На этот раз Сигмон не стал раздумывать. Он взмахнул рукой, и серебряная молния ударила в грудь темной фигуры. Кинжал из эльфийского серебра, пущенный недрогнувшей рукой, прожег в груди упыря огромную дыру и канул в темноту ратуши. Вампир взмахнул руками, плащ откинулся, открывая бледное лицо, искаженное гримасой боли... А потом юнец выпал из дверей ратуши прямо под лучи солнца и захрипел. Солнце заставило его съежиться в темный комок, как муху, прижженную свечой, и через миг на земле остались только плащ, скомканное тряпье и горстка пепла.

Рон, подхватив мешок, бросился к Сигмону, не решаясь даже оглянуться на темный проем, оставшийся за спиной. Там, в темном зале, выли и бесновались упыри. Они чуяли добычу, но не смели выйти на солнце.

Сигмон ухватил подбежавшего алхимика за руку и потащил за собой – к тяжелой дубовой двери в стене дома напротив ратуши.

– Куда? – выдохнул Рон. – Сигги, куда ты меня тащишь?

Сигмон только крепче стиснул зубы, подавив желание отвесить другу знатную оплеуху – он и так держался из последних сил и не собирался отвечать на глупые вопросы.

Он распахнул дверь, вырвав со щепками старый замок, и втолкнул Рона в темноту прихожей. Потом вошел следом и закрыл за собой дверь.

Здесь оказалось темно, но не слишком – и тан, и алхимик прекрасно видели друг друга. Зато тут не было солнечных лучей, и тан решил, что этого достаточно – он больше не мог терпеть.

– Да что такое, – рассердился Рон, потирая руку, на которой пальцы Сигмона оставили синяки. – Скажи толком!

Тан молча ткнул в мешок алхимика. Тот вопросительно поднял брови, и Сигмон, проклиная про себя недогадливого друга, сам ухватился за веревку, стягивающую горловину.

– Эй, – сказал Рон, – убери руки... Мать!

Он оттолкнул Сигмона и начал быстро рыться в мешке. На самом дне нашлась небольшая склянка из темного, почти черного стекла с широким горлышком и плотной кожаной крышкой.

– Образцы? – с надеждой спросил алхимик, оборачиваясь к тану. – Да?

Сигмон выхватил склянку из его рук, открыл крышку и с большим наслаждением выплюнул, наконец, палец Старшего вампира.

– Да, – хмуро сказал Сигмон и смачно харкнул на пол. – Образцы. Теперь доволен?

– Ага, – сдавленно откликнулся алхимик и тут же сблевал себе под ноги.

Сигмон закупорил склянку, немного подождал, а потом сунул в руки едва опомнившемуся Рону. Дрожащими руками тот запрятал ее поглубже в мешок.

– Теперь, – сказал тан, сплюнув еще раз, – нам здесь больше нечего делать. Уходим?

Алхимик сдавленно булькнул. Сигмон счел это знаком согласия и распахнул дверь. В лицо друзьям плеснули солнечные лучи, и тан недовольно прищурился – до темноты оставалось не так много времени.

– Найти коней, запастись едой, выбрать дорогу, – сказал он. – Все как раньше, да, Рон?

Алхимик вытер губы рукавом и кивнул.

– Ага, – сказал он. – И все так же – кровища ручьем. Сигги, я уже говорил, что безумно рад тебя видеть?

– Да, – отозвался тан. – Говорил. Я тоже рад тебя видеть, Рон.

И он улыбнулся – впервые за этот безумный день.

* * *

Птицы тревожно переступали с ноги на ногу, били крыльями, но не улетали, хоть человеческая фигура с раскинутыми в стороны руками оказалась не слишком удобным насестом. Птиц тянуло к ней так сильно, что они готовы были драться за свободное место. А человек все не шевелился. Он стоял неподвижно, словно статуя, и только сиплое дыхание говорило о том, что он жив.

– Еще, – прошептал Эрмин, не открывая глаз. – Я не вижу.

Мелкие пичуги бросились врассыпную, покинув странный насест. На освободившееся место серыми стрелами упали голуби, что вились рядом. Места всем не хватило, и сизокрылый ком забил крыльями, пытаясь удержаться в воздухе.