Читать книгу "Адский поезд для Красного Ангела - Франк Тилье"

— Ну, ты комик!.. Убирался бы ты восвояси и оставил бы нас в покое. — Пеннобородый продемонстрировал свой кулак размером с молот. — Вот этим я как-то раз дал по башке поросенку. Тварь взвизгнула, и больше никто никогда ее не слышал. Ты тоже хочешь попробовать?

Хозяйка махнула тряпкой по его щеке:

— Не дури, Мордоворот. И закрой пасть, а не то вышибу тебя пинком под зад!

— Простите, мадам, — кривляясь, отвечал тот. — Уж и пошутить нельзя…

Хозяйка налегла на стойку, выкатив из декольте гигантские груди:

— Нет, сладкий, что-то не припомню. — Она сделала вид, будто раздумывает. — Здесь нет промышленных зон. У нас тут настоящая деревня.

— А в окрестностях Ломмуа или Бреваля?

— Нет-нет…

Тут вмешался Мокробородый, в глазах его плясало пламя.

— А я знаю! Завывалы! Гау!.. Гау!.. Что же ты не расскажешь ему о Завывалах?

— Он спросил про склады! — огрызнулась хозяйка. В голосе ее слышалась властность. — А не про бойни.

— Неа, — покачнулся Правый Столб, — он сказал: «…такие места, куда многие месяцы не ступала нога человека».

— Говорите, бойня? — перебил я.

Мокробородый прикончил свой стакан, облив бороду очередной порцией пива, и ответил:

— Ага. Завывалы. Поговаривают, будто это дом с привидениями и что каждую ночь там воют какие-то звери… Сам-то я не проверял… А вот Гюс там бывал. Гюс, расскажи!

Игрок в дартс только махнул рукой:

— Не… Неохота… Чего там говорить…

— Просто он обделался со страху, — содрогнулась хозяйка. — А вы что, взаправду туда собрались?

— Да, вот получу от вас адрес…

* * *

Утомленные городские фонари давали лишь слабый рассеянный свет, растекающийся по широким прямоугольникам полей. Темнота все плотнее заполняла пустоты среди густолиственных крон, медленно стекала по кузову моего автомобиля, порой тонкими дымчатыми змейками заливала косой луч моих фар. Впереди, еще севернее, вспарывало горизонт, подобно пылающему закату, оранжевое свечение Паси-сюр-Эр. Следуя указаниями Мокробородого, после пересечения двух департаментских дорог я свернул на муниципальную С15 и проехал по ней три километра, а затем оказался на более узкой дороге, обозначенной как тупик. Фары высветили старую ржавую решетку, запертую на множество висячих замков. Я припарковался на обочине, так что задние колеса оказались в гуще грязных зарослей, когда-то бывших садом, и, выключив зажигание, вооружился тяжелым фонарем и своим «Глоком-21». Линия мощных фонарей вдоль автотрассы А13, в нескольких кабельтовых от здания, в игре света и тени прорисовывала в пустых аллеях, заполоненных нетронутой крапивой и сорными травами, порыжелый портрет уныния и разорения. После дождливой прошлой недели в неглубоких лужицах стояла гнилая вода, и ртутно-серым казалось в ней отражение луны. Я пролез в ограду через один из многочисленных проломов, как, наверное, делали, несмотря на отчетливые предупреждения о наказании за нарушение запретов, десятки любопытных, жаждущих притронуться пальцем к кровавой материализации своих страхов. Внушительное, облицованное плиткой кирпичное здание с металлической арматурой посреди растрескавшегося асфальта казалось терпящим бедствие кораблем в океане одиночества. Терпкая смесь тревоги, детских страхов и смутных воспоминаний свернулась комком у меня в горле, едва уловимо замедлила мои движения, лишила меня уверенности. Я колебался, не зная, звонить ли дежурному офицеру бригады, побеспокоить ли Сиберски, чтобы он присоединился ко мне… Слишком много сомнений… Я принял решение совершить первичный осмотр в одиночку…

Прячась в тени системы труб из нержавейки с герметичными переборками и крепко сжимая в руке пистолет, я шел вдоль загонов для ожидания забоя и зон оглушения.

От кирпича исходил лютый холод и едва различимый шорох, напоминающий шепот умирающего. Я услышал неровное дыхание мчащихся по трассе автомобилей, и этот прорвавшийся сквозь мертвую тишину звук в некотором смысле успокоил меня. Сквозь вытянутое, как нож, перистое облако проглянула луна, и на мятом металле крыш заплясали свой тревожный танец тени.

Я словно оказался внутри внезапно воплотившегося смрадного, омерзительного кошмара…

На фасаде здания не обнаружилось ни одного доступного входа, все двери были плотно приварены к своим рамам, что делало проникновение невозможным. На свое счастье, сбоку я обнаружил, что рольставни в зонах выгрузки во многих местах продырявлены ударами каких-то тяжелых предметов вроде разводного ключа. Это дало мне возможность, мучительно изогнувшись, проскользнуть в черную дыру. Опечатанные двери в неведомое раскрылись передо мной…

Теперь я двигался только вслед за бледным лучом своего фонаря. На лбу выступил пот; я, предчувствуя проявления откровенного страха, ощущал, как от притока крови набухли вены на шее. Помещение, в которое я проник, показалось мне огромным и таким пустым и лишенным всякого присутствия, что звук моих шагов отдавался где-то в неразличимых для меня последних пределах черноты. Фауна тьмы, эти безымянные рабочие отчаяния рьяно трудились во мраке и отчужденности. Пауки ткали паутину, моль с пугающим шуршанием шевелила крылышками, в желтом свете своего фонаря я даже разглядел одну крысу: она пробежала по шаткой балке и скрылась между неподвижными лопастями вентилятора, размеры которого превосходили всякое воображение.

Я ступал по осколкам стекла, перелезал через рассохшиеся деревянные поддоны, проходил мимо растрескавшихся трухлявых кормушек и поилок, пока наконец не нащупал дренажный желоб, который, по всей логике, должен был привести меня в самое сердце бойни. Преисподняя животного мира смердела требухой и запустением…

Пригнувшись, я через перегороженную черными резиновыми ремнями низкую дверь протиснулся туда, где несколько лет назад, упокоенные электричеством в угоду ненасытной Смерти, валялись груды перепуганных животных. Замызганный бетон уступил место плитке цвета гнилых зубов, тянущейся от пола до потолка и во всю длину стен. Вид этого жуткого коридора, напоминающего притон, заставил меня с силой, по-солдатски, сжать оружие.

На уровне моей головы торчали разбитые неоновые светильники, пол был, словно снежным настом, усыпан осколками стекла. Я передвигался с осторожностью, внимательно прислушиваясь к толчкам в растрескавшихся трубах, к невидимому бегу мелких зверьков, от которого у меня волосы становились дыбом. Желоб привел меня в гигантское помещение, такое огромное, что луч моего мощного фонаря едва достигал его далеких стен.

В темноте по обе стороны желоба, словно в царстве теней, готовых привести в движение свою мрачную фабрику, гнили десятки загонов для оглушения. Бдительно оглядываясь по сторонам, я прочесывал все углы лучом фонаря. Красноватый холод мороженого мяса навсегда въелся в эти пугающие своей отталкивающей монохромностью отсыревшие пористые стены. Отражая свет фонаря, вентиляционные и отводные трубы бросали на меня голубоватые отблески, похожие на смертоносные взгляды. Чем дальше я продвигался вперед, следуя своей интуиции, тем больше удлинялось помещение, словно какая-то невидимая рука отодвигала его дальнюю стену. Там, прямо перед собой, я угадывал остовы прошлого, подвешенные, выпотрошенные, а потом распиленные надвое от рыла до хвоста. Я представлял, как забойщики в заляпанных слизью, кровью, желудочным соком халатах погружают животных в известковый раствор, ошпаривают их так, чтобы они выныривали оттуда голые, как в день своего появления на свет. Я ощущал запах свиных голов, тоннами сваленных в кучу в помещениях для разделки и потрошения, а затем размолотых до трупного сока. Паперть страха раскатала передо мной свой красный ковер; я продвигался сквозь механизм прекрасно смазанной убийственной машины, сквозь организм жестокого зверя-убийцы, сердце которого еще билось…