Читать книгу "Скинхед - Рена Юзбаши"

Мы убедительно просим Вас принять меры для восстановления конституционных прав Сергея Аракчеева и Евгения Худякова».

Вот бы эту листовку да для полемики с Ирой!

* * *

Утро начинается с того, что кто-то долго и упорно трезвонит в дверь. Интересно, кого это нелегкая в такую рань принесла? Сейчас мама доложит, она уже пробирается — сонная — к дверям. Небось, у соседей внизу потекло или управдом объявит о вынужденном отключении отопления. Но трехэтажный мат, ворвавшийся вьюгой в жилище, говорит о совершенно ином, куда более захватывающем сюжете, окончательно лишает меня остатков сна, заставляя подскочить, как наскипидаренного. Как был, в трусах, бросаюсь в прихожую, где натыкаюсь на прислонившегося к шкафу, мужика — помятого, небритого, заполняющего все пространство удушливым запахом перегара и давно немытого тела. Это существо неопределенного возраста и вполне определенного вида — мой отец.

— Сынуля, а я вот к тебе, поздравить с Новым годом, — и он лезет обниматься.

— Какой Новый год? Конец января? Очнись, Олег! — мама сорвалась на крик. — Да что это за наказание такое?!

— Тема, ты видишь, как она со мной разговаривает? Вот, поэтому я и ушел от нее. Вечно орет и истерики закатывает, — и он, пьяно качнувшись, опять валится к стенке.

Мама, в отчаянии заламывая руки, пытается вытолкнуть его за дверь. В ответ сыплются сиплые ругательства и темная, грязная громадина движется на маму. Я кидаюсь загородить ее, и тут он замахивается на меня. Я действую автоматически: нырок в сторону от его хлипкого удара и молниеносный захват. Он продолжает материться, а мне ничего не стоит заломить ему руку еще выше. Можно было бы сдавить его и побольней, но мамка висит уже на мне и умоляет, оставить это вонючее чучело в покое. Я нехотя выпускаю его руку. Он привстает и без особой ненависти, словно бы сам с собой бормочет:

— Ах, вот ты какой — на отца родного руку поднял, да я тебя счас… — и он снова неуклюже машет кулаками. Вон оно что — он еще собирается отдубасить меня. Словно я шавка какая. Я буквально выношу его за дверь, предварительно врезав по шее. Можно было бы поддать ему под зад, чтобы с лестницы удобнее было спускаться, да что-то останавливает меня от этого неэтичного жеста — отец все-таки. После того как его ор и вопли стихают, мама, которую я с добрый час безуспешно успокаиваю, обняв меня, шепчет сквозь слезы:

— Артемка, ну зачем ты так… В конце концов, для тебя он все-таки отец… — И она, прикрыв лицо ладонями, рыдает.

— Еще раз явится, я его отделаю так, что на всю жизнь запомнит! Мало он у тебя крови выпил. Так он еще права качает. На водку ему захотелось, а не с Новым годом сынам поздравить! — Все это вылетает из меня пулеметной очередью. Кровь во мне еще долго клокочет, я еще долго не могу успокоиться.

Хочется кому-то рассказать обо всем, что произошло, но к Ире с этим не пойдешь, решит еще, что я такой же, как мой пахан, и не увижу ее больше. Поговорю с Учителем сегодня, хоть поделюсь тяжестью на сердце.

С тем и захожу в его кабинет после уроков. Он, глядя на мою поникшую голову, и выслушав мой рассказ, развеивает мои страхи.

— Совсем не факт, что ты станешь таким же, как твой отец. Я бы даже сказал, что все будет наоборот, ты никогда не возьмешь в рот ни капли спиртного, и станешь прекрасным мужем и отцом, когда придет час.

— Учитель, а вдруг вы ошибаетесь? «Яблоко от яблони недалеко падает», утверждает мой классный руковод.

— Ты знаешь, отец не тот, кто родил, а тот, кто вырастил. Так что я тебе гораздо больший отец, чем биологический папа, и похож ты будешь на меня, — он вышел из-за стола и приобнял меня. — Самое главное, он тебе дал — это твоя жизнь. А судьба твоя — в твоих руках.

Когда я выходил из кабинета, то впервые за много лет мне не было страшно мое сходство с этой рванью.

Глава 6 ФЕВРАЛЬ

Часы над входом в школу показывают восемь часов ровно. Сколько раз мы их переводили, останавливали, да баба Валя ориентируется на свое чутье, и у нее в жизни не было такого, чтобы на минуту раньше дала звонок с урока. А мне не терпится дождаться звонка с последнего урока, а точнее девяти часов, когда состоится посвящение Юрки. Весь январь мы только и проговорили о том, как важно быть русским. То, что у него в паспорте записано «русский» еще не значит, что он действительно русский. Так говорил Учитель. А еще он учит меня, что, выбирая между тем, чтобы быть русским по духу или по букве, правильно следовать духу, хотя это по жизни и не просто. А иногда и опасно — времена такие пошли. В последнее время я чувствую, что мне удалось проникнуться этими мыслями, говорю я убедительно, убежденно, вижу — мне верят. Лишь бы мой подопечный в последний момент не струсил. Но он аккуратен, дисциплинирован, не пропускает тренировок. И Учителю, вроде бы понравился. Я оглядел поляну, где прошло мое посвящение. Всего-то несколько месяцев прошло, а ощущение такое, словно пронеслась целая жизнь. И я уже не школьник-сопляк, а командир, под началом которого отряд бойцов — настоящий мужик.

Эти мои размышления прерывает случайное соприкосновение с мобильником. Беглый взгляд на экране — пропустил звонок или сообщение от Иры. Пустой экран усмехается моей наивности: что-то у нас с Ирой в последнее время разладилось, она звонит все реже, правда встреч не избегает, но какая-то грусть появилась в ее облике. Знать бы, что ее тяготит. Но на все мои вопросы она только отмахивается. Ну да ладно, потом разберемся. Вон Данька деловито суетится со своими ребятами на поляне. Мимо пронесли черный сундук, в котором атрибуты ритуала посвящения. Пока мы с Данькой разъясняли бойцам место каждого отряда, кому, где стоять и что делать, возник Учитель. На нем обычная одежда, но известно — на церемонии он появится в загадочном и строгом одеянии — красной мантии, черной шляпе и черных перчатках, крепко сжимая жезл. Он не без одобренья оглядел всеобщее шустренье и отошел в сторонку — поговорить по мобильнику. До нас доносились обрывки его фраз. Впрочем, он особенно и не делал какой-то тайны из своего разговора с тем, кого называл по имени-отчеству и обещал урыть тех, кто путается под ногами. Ясно, что речь о черномазых. Но кто этот Анатолий Борисович, с которым у Учителя свои особые разговоры?

Мои размышления прерывает Данька со своим напоминанием о том, каким образом мне ввести Юрку на церемонию: «Вспомни, как это сделал Федька». При имени Федьки, я непроизвольно морщусь. Так наши отношения и не наладились. Ходит до сих пор обиженный, как красна девица. Ну и черт с ним, не больно-то мне такие друзья и нужны. Мне вообще никто не нужен, кроме Учителя и братства.

Невольно на ум приходят картины из нашего общего с Федькой прошлого, совсем недавнего и в тоже время кажется, что прошли многие годы с тех пор, как мы дружили. Вот бы мне больше не пришлось терять друзей. Ладно, пустые то мысли, пора бы двигать к клубу, за Юркой. Кстати, а вдруг тот возьмет и не явится, или опоздает — с него станется. Как с таким позорищем быть? Я ускоряю шаги, почти бегу и озябшая фигурка ссутулившегося Юрки — награда за мои переживания.