Читать книгу "Звезда упала - Владимир Алеников"

«Опель-Адмирал» остановился около хорошо знакомого ему дома. Даже к этому бревенчатому, грубо сработанному строению Генрих испытывал теперь умиление. Здесь его будущему младенцу суждено провести свои первые дни, прежде чем он окажется в нормальном, цивилизованном, достойном его древнего рода месте.

Генрих выскочил из машины с большим пакетом в руках.

Улыбаясь, подошёл, постучал в дверь.

— Вера!

Ответа не последовало.

Генрих Штольц постучал ещё несколько раз, потом осторожно приоткрыл дверь, вошёл внутрь, потягивая носом.

Отвратительный горьковатый запах стоял в комнате. Вера, скрючившись, в беспамятстве лежала на полу, тяжело дышала. Лицо было бледное, в испарине, в глазах стояли слёзы, изо рта, образуя небольшую лужицу, сочилась чёрная пена.

— Что ты с собой сделала? — отчаянно, догадываясь, в чём дело, крикнул Генрих. — Зачем?

Она вдруг произнесла что-то невнятное, потом криво улыбнулась. Взгляд её блуждал, ни на чём не задерживаясь.

Эта бессмысленная улыбка ужаснула Генриха. Он упал на колени, приподнял её, встряхнул несколько раз, и Веру тут же обильно вырвало тёмной, вязкой и мерзкой жидкостью.

Генрих, придерживая одной рукой на весу голову Веры, два пальца другой засунул глубоко ей в горло, провоцируя на новые рвотные спазмы. Так он проделал несколько раз, до тех пор, пока рвать ей стало уже нечем, из горла пошла лишь одна желчь вперемешку с коричневой слюной.

Генрих вспомнил, что в машине, в аптечке, лежит слабительное, заботливо переложил любимую женщину на кровать и бросился вон из дома.

Часа через полтора Вера пришла в себя. Сумрачный склизкий туман, в который она провалилась, рассеялся, она с удивлением увидела, что лежит на постели и рядом сидит Генрих, с тревогой глядит ей в лицо.

Вера закашлялась, инстинктивно схватилась за горло, оно сильно саднило.

Теперь она окончательно поняла, что произошло. Глаза её потемнели от отчаяния. Всё оказалось напрасно. Ничего не вышло. Её постигла ужасная неудача.

Он вытащил её с того света, этот проклятый безумный немец, спас на утеху себе, опять обрёк на эту дикую муку.

Она по-прежнему обречена жить.

— Тебе уже лучше? Какое счастье, что я подоспел вовремя, — тихо шептал Генрих. — Молчи, ничего не говори. Это я виноват. В таком состоянии тебя не следовало оставлять одну. Прости меня! Больше это не повторится! Я уже всё продумал. Завтра я отвезу тебя в Западный лес на хутор Лесной. Там сейчас живут Адам и Ханна Гальдер, старинная немецкая семья. Тебе у них понравится. Прекрасные люди, я их знаю ещё по Кёльну. Чем-то похожи на моих родителей. Я договорюсь, они присмотрят за тобой ближайшее время, пока я получу разрешение на твой отъезд. Мне нужно подготовить для тебя документы, охрану… Признаться, мне будет очень нелегко расстаться с тобой. Как же ты меня напугала, моя дорогая!..

Он нагнулся над ней, ласково обнял, прижал к себе.

По лицу Веры покатились слёзы.

А она-то считала, что больше уже никогда не будет плакать, что с этим покончено навсегда, так же, как и со всем остальным.

Как же она ошиблась!..

Глава 23

ХУТОР

Семья Гальдер, равно как и вся небольшая колония этнических немцев, проживала в Светозёрской области испокон веков, чуть ли не с петровских времён. Свято соблюдали передаваемые из поколения в поколение семейные традиции, следили за чистотой немецкого языка. Во время революции, в семнадцатом году часть немцев, включая ещё сравнительно молодых тогда Адама и Ханну с двенадцатилетним сыном Францем, бежала из России. После долгих скитаний добрались, в конце концов, до исторической родины, где и осели в пригороде Кёльна.

Франц Гальдер в отличие от родителей быстро адаптировался на исторической родине, вырос, уехал в Берлин, сделал там блестящую военную карьеру, стал одним из любимых генералов Гитлера, начальником штаба сухопутных войск вермахта. Что же касается Адама и Ханны, то они так никогда полностью и не прижились на новом месте. Оба ревностно следили за военными действиями и, как только узнали об оккупации Светозёрска, решили воспользоваться положением сына и его покровительством, чтобы вернуться обратно на хутор, на котором прошла когда-то их молодость.

Франц поначалу пытался возражать против этой безумной с его точки зрения затеи, но Адам, обладавший упрямым характером и определённым влиянием на сына, настоял на своём, Франц в конце концов сдался. Западный лес, как называли небольшую, обиняком стоявшую часть большого светозерского лесного массива, к этому моменту был полностью очищен от партизан и буквально нашпигован немецкими патрулями. Начальнику штаба Гальдеру было обещано, что будут приняты все возможные меры, обеспечивающие максимальную безопасность его родителей. Патрулирование вокруг хутора было усилено, и упрямые старики после двадцати четырёх лет отсутствия с радостью вернулись в родные места.

Дом, переживший за эти годы всевозможные перипетии отечественной истории, включая коллективизацию и войны, стоял пустым, разграбленным, но тем не менее в целом сохранился хорошо, разве что полностью оказалась разрушена конюшня и сгорел один из стоявших чуть поодаль амбаров. Впрочем, супруги Гальдер с помощью выделенных для этой цели полдюжины солдат довольно быстро восстановили понёсшее ущерб хозяйство.

Хутор Лесной полностью оправдывал своё название, поскольку находился на далёкой, глухой, закрытой со всех сторон поляне. Густой, казавшийся непроходимым бор недружелюбно шумел вокруг.

Вера сразу почувствовала себя неуютно, надежда сбежать отсюда, которую она лелеяла всю дорогу, исчезала по мере того, как они всё дальше углублялись в лес, и окончательно рухнула, как только она увидела хутор.

Это была почти что тюрьма, унылая, чрезвычайно крепко сколоченная тюрьма, хотя и без решёток, и семья Гальдер, пожилая пара, вышедшая из дома им навстречу, была определена ей в надсмотрщики.

Нет, так нельзя думать, ни в коем случае!

Она должна радоваться, что оказалась в немецком доме, что больше не надо прятаться, не надо скрывать свой нагло растущий живот. По крайней мере, хоть в этом она получит какое-то облегчение.

И люди эти, может быть, не такие уж плохие…

Вера стояла между ними в наглухо застёгнутом пальто, настороженно посматривала вокруг, старалась держаться спокойно изо всех сил. У ног её шофёр Пауль поставил чемодан, который она так толком и не разобрала с того самого рокового дня, когда они с Надей ждали деда Семёна около конторы.

А почему, спрашивается, не разобрала?

Видимо, несмотря ни на что, подспудно надеялась, что всё изменится и можно будет уехать.

Какая глупость! Разве непонятно, что никакой надежды уже нет и в помине.