Читать книгу "Узник «Черной Луны» - Сергей Дышев"

На мое счастье – увы, я еще не знал, как и чем оно обернется, – завизжала дверь, кто сидел – отличит этот звук от тысячи других (хотя у каждой двери свой характер). В проеме стоял охранник – пожилой дядя в милицейской форме союзного образца и при старшинских погонах.

– Врачи есть? – спросил он.

Камера не отреагировала.

– Врач не врач, а за фельдшера сработать могу, – сказал я и не соврал – война, спасибо, научила.

– Пошли за мной! Руки за спину.

Я с удовольствием покинул мародеров, потому что догадывался: рано или поздно – все равно пришлось бы их метелить.

– Там у одного кровь идет горлом – посмотришь.

Я в нерешительности остановился: дело серьезное, тут в лазарет класть.

– Чего встал? – рыкнул старшина.

Но возвращаться уже не хотелось.

Он открыл камеру. На нарах лицом вниз лежал человек. Изо рта на нары, пол натекла лужица крови.

– Откантовали бедолагу, – вздохнул за моей спиной старшина. – Ты, если чего надо будет, стукни.

«Гроб!» – хотелось сказать мне со злостью. Жалостливый нашелся!

Я подошел к лежащему и еле сдавил крик. В бесчувственном, изуродованном побоями человеке я узнал Скокова. Ошибиться было нельзя: черные волосы, брови вразлет, сейчас разбитые и окровавленные, те же усы, глаза. Только лицо – изможденное и постаревшее; перевернул его на спину – он был в обмороке. Я бросился к двери, стал барабанить. Заглянул старшина.

– Ну чего, как он?

– Надо хотя бы полотенце, нашатырный спирт, одеяло. Чаю горячего…

– Сейчас принесу.

И он действительно принес все, что я просил, и даже сказал, что чай тоже будет.

– Его надо срочно в больницу, – сказал я.

– Ох и не знаю, парень, не знаю. – Старик покачал головой и ушел.

Я стал приводить Скокова в чувство: обтер мокрым полотенцем лицо, сунул в нос нашатырный спирт. Наконец он открыл глаза, мутно посмотрел на меня и простонал. Потом он снова закрыл глаза, пошевельнул одной рукой, потом другой, опять застонал. Я расстегнул его куртку – обычную, полевую, с выдранными звездочками на погонах – остались темные пятнышки: капитаном стал, мелькнула никчемная мысль. Над телом основательно поработали: синяки, кровоподтеки сделали его рябым. Открытых ран не было, но что творилось внутри, какие органы ему отбили, определить, конечно, было трудно. Я укрыл его одеялом, положил под голову свою куртку.

– Валера, ты меня слышишь?

Он вздрогнул и открыл глаза, несколько мгновений, не понимая, смотрел на меня, придушенно-хрипло произнес:

– Раевский? Ты… почему… здесь?

– Посадили.

Валера попытался сесть, я придержал его:

– Лежи, не вставай.

– Ты на кого работаешь, сука? – Он воспаленно посмотрел на меня.

– Сдурел, бредишь, что ли? – У меня и злости не было, я даже не удивился вопросу: в таком состоянии можно говорить все, что угодно. – Пошел в засаду – и сам нарвался, навалились, скрутили, по башке дали. – Я потер шишку, как бы предъявляя доказательство.

– Если б ты раньше приехал… – с трудом разлепил он разбитый рот и порывисто вздохнул. – Дышать больно.

Мне захотелось обнять его, ведь встретились, с Афгана не виделись… Но я лишь погладил его по жестким, давно не мытым волосам.

– Вот где встретиться пришлось…

– Ну, рассказывай, – тихо произнес Скоков и прикрыл глаза.

Я начал с того, как получил письмо от Петра Свиридова, как повстречался с Корытовым, попал к Хоменко, как он меня чуть не расстрелял. Валера лежал с закрытыми глазами, мне показалось, что он снова впал в забытье, но он подал голос:

– Ты повторил мой путь. Очень похоже…

Грюкнул засов, отворилась дверь. Мы смолкли. Вошел старик-охранник, в руках он держал чайник и две кружки.

– Вот держи, – протянул он и несколько кусков сахару. – Ну, как он?

– Еще не сдох, – тихо ответил Скоков.

Охранник потоптался, ничего не сказал и вышел, заперев дверь.

Я стал рассказывать про задание, одновременно разливая по кружкам чай, про вражду Хоменко и охранника президента. Скоков время от времени по ходу моего рассказа согласно или удовлетворенно кивал, как будто ему очень нравилась вся эта моя дурацкая история.

– Давай, попей чаю. – Я прервал свой рассказ, помог Валерке сесть.

Он взял кружку обеими руками, они заметно дрожали. Кончики пальцев были синюшно-черные.

– Что у тебя с пальцами?

– Дверью защемляли…

– Подонки!

– Завтра тебя это тоже ожидает, – жестоко заметил Скоков. – Но ты не ссы. И не показывай им, что боишься. Я не показывал. Поэтому меня так и кантовали.

– А кто такой Федул? – спросил я.

– А-а, уже слышал? Красавчик, интеллигентный, в очках. Режиссер и постановщик.

Он осторожно стал отхлебывать чай, я придерживал его кружку.

– Не надо, – сказал он.

Только сейчас я начал сознавать весь дичайший трагизм ситуации. До этого обрушившийся на меня хаос событий я воспринимал как бредовый сон, как ирреальный чужой мир, наваждение, случившееся не со мной, а с соседним, другим, зеркальным человеком, за которым я словно наблюдал, механически действуя и разговаривая за него. Скоков поставил точку. Я его нашел, я выполнил свою задачу.

– Ты меня прости, Володя, – тихо сказал Валера.

– За что?

– Из-за меня ты здесь сидишь.

– Ты не прав. Я сижу из-за собственной глупости.

– Если бы я не написал то письмо…

– То все равно бы где-то вляпался.

– А ты со Свиридовым встречался?

– Убили его – при невыясненных обстоятельствах.

– Убили? – переспросил он дрогнувшим голосом, покачал головой, потом, после долгой паузы, сказал: – А теперь послушай меня. Я, пока сидел здесь, многое понял… Как ты уже знаешь, начинал я тоже в батальоне у Хоменко. И о всех его грязных делишках я или знал, или догадывался. А занимался он продажей оружия. Ко мне он присматривался, возможно, хотел включить в свое дело, но я держался независимо и всегда старался это ему показать. Когда меня взяли на должность заместителя начальника контрразведки республиканской гвардии, я практически все про Хоменко знал. Нужна была только санкция прокурора на арест – дело бы раскрутили. Но его боялись – и не без оснований. Он расправлялся с недовольными быстро, бесшумно и без следов. Люди просто пропадали – исчезали с концами. Иногда трупы находили где-то далеко внизу по течению Днестра. Но чаще не находили. В своем батальоне неугодных он стал убивать почти в открытую. Расстрелял командира роты. Вместе с двумя своими держимордами обложил его в доме. Тот долго отстреливался, пока Хоменко сам его не свалил.