Читать книгу "Повеса с ледяным сердцем - Маргерит Кэй"

Фланелевая ночная рубашка обвила ей ноги. А если выждать? Рейф ведь может уснуть. Она осторожно подняла голову и тут же встретила взгляд его сверкающих голубых глаз. Ни намека на сон.

— Генриетта, что ты собираешься делать сейчас? Снова ерзать? Считай, что ты уже получила разрешение на это.

— Рейф, где вы были?

— Моя память забилась ядовитыми воспоминаниями. Я решил, что бренди смоет их. Но ничего не получилось. — Он удрученно пожал плечами. — Ты подумала, я брошу тебя?

— Нет. Да. На мгновение мне так показалось. Но… нет. Вы говорили, что поможете мне, и я знала, что вы вернетесь. Надеялась. Ведь без вашей помощи я не справлюсь.

— Но я же говорил, что позабочусь о тебе, — пробормотал Рейф. — Именно поэтому я и вернулся. Генриетта Маркхэм, ты даже понятия не имеешь, что мне именно сейчас от всей души хочется позаботиться о тебе. Я ведь говорил, мне нельзя доверять. Разве не так?

Более чем прозрачные намерения. После этих слов у нее от предвкушения и тревоги напрягся живот. Его рука поглаживала ее спину. Сквозь ночную рубашку она почувствовали, сколь горяча эта рука, и все равно ее охватила дрожь. Вновь вернулось ощущение, когда покалывает все тело. Она сама приблизилась к грани, когда можно совершить любое безрассудство. Как у него это получалось?

— Получалось что? — пробормотал Рейф, и она догадалась, что снова озвучила свою мысль. — Ты не шутишь? — спросил он с озорной улыбкой. Генриетта понятия не имела, как ему это удавалось, только его руки на этот раз проникли под ночную рубашку.

— Рейф! — Одно быстрое движение руки, и у нее перехватило дыхание. Еще одно движение, и она почувствовала, что уже не может дышать. — Рейф, — снова произнесла она, теперь в ее голосе звучал не протест, а скорее мольба. Мольба, на которую он вроде обратил внимание, ибо перевернул ее на спину. Его руки скользили вдоль ее живота. — Рейф, — со стоном бормотала она слабым голосом.

Рейф тоже простонал, взял ее груди в ладони и ласкал большими пальцами набухшие соски. От его движений ее бросало в жар, она извивалась и изгибала спину в жажде новых прикосновений.

Рейф поднял ночную рубашку выше. При жемчужно-сером свете наступавшего утра ее кожа казалась прозрачной. У нее было роскошное тело с изящными изгибами, столь томительно желанное, как он, собственно, и представлял. Рейф опустил голову, желая поскорее коснуться устами розового соска. Его щетина царапнула нежную кожу под ее грудью.

Он на миг представил себя, растрепанного, источающего запах бренди, этакого отпетого повесу, каким его считала Генриетта, и застыл. Он этого не сделает. Не может так поступить. Генриетта такого не заслужила. Демоны, которых она пробудила к жизни и которых он изгонит, погрузив свой нетерпеливый стержень во влажную гостеприимную плоть, не ее демоны. Он не воспользуется ею, сколь бы ему того ни хотелось.

Страстное желание. Эти слова отдались в его ушах, когда он опустил ее ночную рубашку, отодвинулся от чересчур соблазнительной фигуры и с трудом присел на край кровати. Страстное желание. Нет, не то. Хотя именно это он почувствовал, взглянув на нее. Желание соединиться телами — самый чувственный союз. Он это знал. Желание отдаться этому чувству и получить в ответ то же самое. Желание интимности — следствие чувственного союза. Страстное желание того, что он навсегда утратил. Невинность. Оптимизм. Идеализм. Вера в любовь. Эти чувства жили в ней. Он не имел права лишать этого. Во всяком случае, не таким образом.

— Я не могу, — громко произнес он.

— Вам плохо?

Нежные руки обняли его за шею, и он ощутил тепло на своей спине. Ее локоны щекотали ему лицо. Рейф закрыл глаза и застонал. Генриетта поняла его буквально. Несмотря на заметно набухшее мужское достоинство, распиравшее бриджи, она поняла его буквально.

Горькая ирония. Рейф должен почувствовать облегчение, ибо лучше, если она подумает, что у него ничего не получается, нежели выдать себя с головой. Эта Генриетта Маркхэм все же оказалась права — он не такой бесчувственный, каким считал себя.

— Рейф, вам плохо? — повторила она, соскользнув с кровати, становясь перед ним на колени. Тыльной стороной ладони коснулась его лба.

— Мне плохо до глубины души. Вот как я себя чувствую.

— Разрешите мне поухаживать за вами.

Рейф позволил снять с себя сапоги, сюртук и жилет, но решительно воспротивился, когда она вознамерилась снять бриджи. Он позволил уложить себя в кровать, увлажнить лоб и нежно накрыть одеялами. Закрыл глаза, когда Генриетта легла рядом, не при: коснувшись к нему, хотя и не положила подушку между ними. У него все плыло перед глазами. Он крепче закрыл глаза, погрузившись в приятное забытье под парами бренди. И охотно поддался этому сладкому ощущению.

Рейф вздрогнул и проснулся. В голове стучало, казалось, что глаза забиты песком, из глубин живота поднималась тошнота. Он выпил огромное количество французского коньяка из запасов Бенджамина, намного больше, чем привык, ибо не любил быть пьяным. Обхватив голову, выкатился из кровати и только тогда обнаружил, что в комнате, кроме него, больше никого нет. Он нащупал часы, которые все еще лежали на прежнем месте в кармане жилета, и увидел, что скоро полдень, тихо выругался, отчаянно надеясь, что Генриетте хватило ума не выходить из постоялого двора без него.

Генриетта. Натягивая рубашку, он все вспомнил и простонал. Что он наговорил? Ополаскивая лицо чуть теплой водой, восстановил отрывки их разговора — если это можно назвать разговором — и поморщился. Бросил ее одну на целую ночь. Естественно, она имела все основания сердиться на него, но не сказала ни единого резкого слова. Быстро оглядев комнату, Рейф страшно обрадовался, когда увидел в углу ее потрепанную картонку и пальто, оставленное на кресле.

Рейф позвонил и велел принести свежую воду, после чего разделся, основательно умылся и побрился. Надел свежую рубашку, шейный платок, чистые чулки и почувствовал себя почти человеком. Почти, ибо его начало покалывать, когда он вспомнил, как роскошное тело Генриетты прижималось к нему. Почти, чтобы представить, что могло бы случиться, если бы он не сдержался, почувствовать облегчение от того, что ему удалось взять себя в руки.

Но тут Рейф вспомнил, почему так напился, и снова застонал. Пока он с трудом надевал сапоги, вернулось чувство вины и тяжелее прежнего легло на его плечи. Ничего странного, он просто вспомнил, что к этому привело. Черт подери! Старые раны больно давали о себе знать, как бы глубоко в себе он ни прятал неприятности. Он понял, что оборона лишь загоняет проблемы вглубь, но они не решаются. Потому причиной неотступного томления, преследовавшего его, была не скука, а неудовлетворенность собой.

Надев плащ и причесав волосы, Рейф решил немного выпить бренди и погрузиться в приятное забвение. Однако из этой затеи ничего не получилось. Он не мог понять, почему столь многие из равных ему по положению так часто предавались пьянству. Это приводило лишь к тошноте и головной боли. Такое состояние не давало возможности ни убежать от действительности, ни забыться. Внезапно он вздрогнул, осознав, что чем больше он пил, тем больше вспоминал подробности, которые ему так не хотелось ворошить.