Читать книгу "Украсть Ленина - Алекс Тарн"

Пуговицы поддавались неохотно: видно было, что пиджак и жилетку расстегивали редко. Нет, навряд ли манекен… у какого манекена есть волосня на груди? А у этого — вон сколько… Интересно, а там — тоже? Лакримоза хихикнула и взялась за ширинку. Гм… да… нет, мертвец определенно был натуральным на сто процентов. Гм… даже на сто двадцать. Вообще-то сексуальный опыт Лакримозы ограничивался разглядыванием неприличных картинок на заборе, порнофильмами да рукосуйством по штанам верного Дарк Мага… рукосуйством, так пока и не дошедшим до своего логического и желанного завершения. И тем не менее, даже этого хватало для того, чтобы оценить выдающиеся размеры набальзамированной мошонки.

Вот уж яйца так яйца… каждое размером с бильярдный шар, а то и больше! Возможно, это объяснялось особенностями процесса мумификации? Нервно хихикая, Лакримоза взвесила яйцо на ладони. Увесистое… она тряхнула руку: послушался тихий, но мелодичный звон. Вот это да! Они еще и музыкальные!

— Семнадцать килограмм на яйцо мертвеца… — пропела Лакримоза и подавилась хохотом.

Отсмеявшись, она снова одела мумию. Смех смехом, но как-то это неуместно… совсем неуместно. Долгожданная ночевка с мумией никак не оправдывала зловещих готичных ожиданий. Что бы такое предпринять? Лакримоза зевнула. Прочитать заклинание? Вызвать духа тьмы? Может, тогда станет страшнее? Она добросовестно воспроизвела несколько ужасных готических ритуалов, которым научилась от козла Асмодея. Увы… даже самые чудодейственные формулы отказывались служить.

Не то чтобы они когда-нибудь работали на сто процентов: земля не разверзалась, мертвые не оживали, скелеты не выпрыгивали из могил, даже дух тьмы не приходил еще ни разу, хотя Асмодей и уверял время от времени, что самолично видел его тень во-о-он за тем склепом. Но там, на Смоленском кладбище или на флэте, асмодеевы заклинания хотя бы вызывали у Лакримозы натуральную дрожь в коленках, а иногда даже и мороз по коже. Совсем иначе, чем теперь — в этой обстановке, абсолютно не располагающей к истинной готике… Тьфу. Она снова зевнула. В каморке было тепло, не то что вчера в могиле. Никакой готики, вот ведь обида… Сон навалился на Лакримозу, облапил и забрал ее всю.

Проснувшись, она прежде всего посмотрела на часы и поняла, что школа опять тю-тю. Неприятно. Да и дома следует показаться хотя бы для проформы. Лакримоза потянулась и подошла к мумии попрощаться.

— Прощай, мертвяк, — сказала она, беря мертвеца за кисть для дружеского рукопожатия. — Скучно с тобой.

Лакримоза уже открыла дверь, чтобы выйти, но остановилась, пораженная неожиданной мыслью: ладонь мумии была теплой. Да ну, чепуха, показалась. Она обернулась и пристально посмотрела на мертвеца… конечно, чепуха… Веки мумии дрогнули. Лакримоза застыла, парализованная восторженным ужасом. Вот оно!

— Где ж ты раньше был? — прошептала она. — Черт, вся ночь впустую… вот дура-то…

Мертвец пошевелил рукой. Лакримоза попятилась. Неужто оживает? Неужто сработало асмодеево заклинание? Губы мумии встопорщились, будто хотели что-то произнести. Или произнесли?

— Что? — переспросила Лакримоза, холодея. — Ты что-то сказал?

— Отдай, пгоститутка… — отчетливо прошелестел картавый голос. — Отдай…

Снаружи послышалась дробь каблуков по корабельному трапу. Лакримозины нервы не выдержали, она выскочила из каморки, захлопнула за собой дверь и привалилась к ней спиной. Из-за угла коридора показался охранник. Лакримоза качнулась к нему, едва переступая на негнущихся ногах.

— Дяденька, мне нужно на берег, срочно! — закричала она. — Отведите меня к самому главному. Сейчас же, немедленно!

Яхту ощутимо покачивало. Серый балтийский день хмуро заглядывал в кают-компанию, как похмельный пьянчуга — в пивной ларек, закрытый без объявления причин. Друзья сидели в креслах вокруг низкого стола, уставленного закусками и бутылами. Вадик с энтузиазмом уминал салат, Витя задумчиво щурился, сонный Вовочка клевал носом, еще не совсем проснувшись.

— Ну и что теперь с ним делать? — сердито спросил Веня. — Говорил я вам… Все ты, Витька! Каким был, таким и остался. Вроде нормальный чувак, а как выпьешь… и откуда что берется?

— Ты-то чего озаботился? — огрызнулся Витя. — Вовкин подарок, пусть он и решает. А мы постараемся соответствовать, правда, Вадик?

— Угм…

— Вот видишь…

Веня всплеснул руками.

— Мне бы ваше спокойствие! Там наверняка уже вся страна на ушах стоит! Вы что, думаете, нас не вычислят? — он поскочил к иллюминатору и обвел взглядом морской горизонт, словно ища на нем дымы авианосцев и эскадрильи атакующих штурмовых самолетов. — Я одному удивляюсь: как тут до сих пор еще не всплыли несколько атомных подводных лодок.

Вадик перестал жевать. Какое-то время он обдумывал сказанное Веней, затем покачал головой и снова энергично задвигал челюстями.

— Что?

— А ничего… — потягиваясь, ответил Вовочка. — Смешной ты, Веник. Авианосцы… подводные лодки… вся страна на ушах… Ты о какой стране говоришь? Не надо жить воспоминаниями, дружище. Вот, глянь-ка… праздничные будни новой реальности.

Он включил телевизор. На экране перетаптывалась тройка существ непределенного пола в интернациональной форме ударниц панельного труда. Музыка играла маршевый ритм, зал дружно хлопал в ладоши. Одно из существ хлопнуло себя по голым ляжкам, надуло яркие губки и, ностальгически натягивая их на микрофон, прошептало:

— Голубая вселенная…

— Ты такая ахуэнная! — подхватили соратники, радостно утаптывая сцену.

— Голубая вселенная… — томно повторило солирующее существо и жеманным жестом протянуло обсосанный микрофон в сторону зала.

— Ты такая ахуэнная! — нестройным эхом отозвался зал.

— Новости включи, новости! — потребовал Веня.

— Ха! — отозвался Вовочка. — Это и есть все наши новости, Веник. Других нету. Но, если ты настаиваешь…

Он ткнул пальцем в пульт.

— …выгнала бы тебя еще двадцать раз! — сказала с экрана толстая размалеванная блондинка. — Таких, гадов, как ты, пучок пятачок. И сына я тебе не отдам, не рассчитывай!

Раздались аплодисменты, камера сменилась, открывая зал и умильно улыбающегося старого парня с микрофоном.

— Михал Петрович? — мягко произнес он в камеру. — Что вы ответите своей бывшей жене?

Камера дернулась к мужичку в клетчатой рубашке, сидящему отдельно от всех. Мужичок сглотнул, хватанул воздух ртом, как вытащенный из воды пескарь, и снова сглотнул.

— Михал Петрович? — с ноткой разочарования в голосе повторил парень. — Зрители ждут.

Мужичок взревел и вскочил с лавки.

— Убью тебя, суку! — заорал он, размахивая кулаками, но оставаясь на месте. — Я тебя…

Вовочка сменил канал. Снова зал, довольный, смеющийся, хлопающий в ладоши. Камера переключилась на сцену, к лощеному молодящемуся дядечке в маечке под пиджачком. Дядечка тонко улыбался.