Читать книгу "Дорога к свободе. Экономика и хорошее общество - Joseph E. Stiglitz"

уже давно рассматривают отношения между людьми и обществом как регулируемые аналогичным общественным договором, который ограничивает граждан таким образом, чтобы повысить их общую свободу и благосостояние. Важно отметить, что общественный договор - это метафора; письменного или формализованного договора не существует.

Общественный договор определяет отношения между людьми и обществами, подобно тому, как это делает реальный договор, определяя обязательства сторон договора и друг друга.

Между общественным договором и обычными контрактами есть одно большое отличие. Когда нарушается реальный контракт, это влечет за собой последствия как для отношений, так и в первую очередь для нарушителя. Пострадавшая сторона может попытаться наложить штраф на нарушителей. Когда человек нарушает договор, существуют четкие правила, определяющие, были ли нарушены условия договора (правила и нормы) и в какой степени, а также наказания, которые должны быть применены. Но когда государство нарушает то, что оно должно делать, не существует соответствующего механизма принуждения к исполнению общественного договора. В этом заключается фундаментальное различие между обычным контрактом и общественным договором. За любым обычным контрактом стоит правительство, которое следит за его исполнением. Социальные контракты основаны на доверии. В случае с общественным договором существует риск, что если граждане посчитают, что правительство нарушило его, то закон и порядок могут нарушиться.

Составление общественного договора

Понятие общественного договора заставляет нас задаться вопросом о том, какие правила и принципы, лежащие в основе этого договора, могут способствовать благополучию общества. Главы 3 и 4 ясно показали, что при написании правил экономики и общества существуют важные для общества компромиссы. На чем мы сосредоточимся - на благополучии волков или овец? На владельцах оружия или жертвах насилия? На богатых, чья свобода уменьшается в результате прогрессивного налогообложения, или на бедных, чья свобода жить значительно увеличивается, когда правительство помогает финансировать лучшее образование, здравоохранение и питание?

Как только мы увидим, что свободы влекут за собой компромиссы, нам нужно будет придумать систему взвешивания расширения свобод одних людей и ограничения свобод других, выходящую за рамки закона джунглей, где сильнейший расширяет свою свободу за счет всех остальных. Теория справедливости Джона Ролза (1971) предоставляет такую основу. Мы можем подумать о том, как люди захотят пойти на такие компромиссы, если представим их за тем, что Роулз называет "завесой неведения", когда они не знают, в каком положении в обществе они окажутся, когда завеса будет снята. Будут ли они богатыми или бедными? За завесой они не знают. С прагматической точки зрения, система Роулза сродни смитовскому "беспристрастному зрителю":

Таким образом, моральные нормы выражают чувства беспристрастного зрителя. Чувство - будь то со стороны человека, побуждаемого к действию, или со стороны человека, на которого действуют другие, - заслуживает морального одобрения тогда и только тогда, когда беспристрастный зритель сочувствует этому чувству.

И Роулз, и Смит просто предлагают человеку дистанцироваться от своих собственных интересов при оценке того, что является хорошим или справедливым обществом. На самом деле Роулз предлагает метод, который не позволяет нам выбирать принципы, предвзятые в нашу пользу, когда мы выбираем принципы и политику для жизни. Это то, что он называет справедливостью как честностью. Беспристрастный наблюдатель Смита в некотором смысле является олицетворением этого метода.

Роулз использует эту схему, чтобы убедительно обосновать необходимость прогрессивного перераспределения как желательной части общественного договора. Здесь я буду использовать его схему, чтобы подумать о широком спектре институциональных механизмов, управляющих обществом.

Мы можем считать, что различные положения общественного договора определяют правила и нормы общества. Рынки не существуют в вакууме. Не существует такого понятия, как свободный рынок в абстрактном смысле. Рынки структурированы правилами и нормами. За завесой невежества, я думаю, можно было бы найти широкий консенсус по поводу компромиссов, связанных с построением общественного договора. Как взвесить свободу волков против свободы овец? Эксплуататора и эксплуатируемого? Мы можем спросить: "За завесой неведения, когда мы не знаем, где окажемся в обществе - с малым шансом стать доминирующим монополистом или с большим шансом стать потенциально эксплуатируемым работником или потребителем, - какой набор правил и норм мы бы хотели? Скорее всего, разногласий по поводу этих положений будет гораздо меньше, и мы можем считать, что они обеспечивают социально справедливые результаты. Говоря упрощенно, мы бы выбрали положения, которые способствуют максимально возможному равенству, согласующемуся с общими экономическими показателями.

Эта система может быть использована в качестве ориентира для многочисленных законов, правил и норм, необходимых для экономики XXI века, в том числе для защиты работников, потребителей, конкуренции и окружающей среды. Интересно, что Адам Смит, чье имя так часто упоминается в поддержку экономики laissez-faire, не предполагающей никакого государственного вмешательства, признавал, что разработка нормативных актов имеет значение:

Таким образом, когда постановление направлено на поддержку рабочих, оно всегда справедливо и равноправно; но иногда бывает иначе, когда оно направлено в пользу хозяев.

Смит понимал, что законы, касающиеся совместной работы сотрудников, влияют на силу переговоров, и он также признавал асимметрию рыночной власти:

Какова будет общая заработная плата за труд, везде зависит от договора, который обычно заключается между этими двумя сторонами, чьи интересы ни в коем случае не совпадают. Однако нетрудно предугадать, какая из двух сторон при всех обычных обстоятельствах должна иметь преимущество в споре и заставить другую выполнить свои условия. Мастера, будучи меньшими по численности, могут объединиться гораздо легче. Во всех подобных спорах хозяева могут продержаться гораздо дольше.

Далее он отметил, что:

Хозяева всегда и везде находятся в негласном, но постоянном и единообразном соглашении не повышать заработную плату за труд выше ее фактической нормы. Иногда хозяева также вступают в определенные комбинации, чтобы опустить заработную плату еще ниже этой нормы. Они всегда проводятся в строжайшей тишине и тайне.

Смит признавал, что то, что мы видим, заметно отличается от того, что мы могли бы ожидать от общественного договора, написанного за завесой неведения. Фактические правила и нормы отражают власть - в частности, политическую власть, поскольку они устанавливаются в ходе политических процессов. Зачастую естественная асимметрия власти, возникающая в трудовых отношениях, усугубляется нормативной базой, которая так или иначе сдерживает объединение в профсоюзы (работники "объединяются" вместе), но иногда смотрит в другую сторону, когда фирмы объединяются, чтобы подавить заработную плату. Что примечательно в этих отрывках, написанных задолго до рассвета индустриальной экономики, не говоря уже о нашей экономике, основанной на знаниях, так это то, что они по-прежнему актуальны. Технологические гиганты, Apple, Google и так далее, действительно тайно сговорились не переманивать работников друг у друга; возникший в результате этого более низкий уровень конкуренции снизил заработную плату инженеров, от интеллектуальных способностей которых зависел