Читать книгу "Кооп-стоп - Ксения Васильевна Бахарева"

выдающейся учебы на юридическом факультете государственного университета.

– А-а, ты здесь, – внезапно оторвал лейтенанта от философии о смысле бытия Беспалов. – Ленинскую премию выдали?

– Все шутите, товарищ капитан! Жена подследственного Глузина принесла, желая облегчить участь благоверного.

– Да ты что! – встрепенулся Беспалов, тут же забыв про утреннюю неудачу со свихнувшейся Евтухович. – А что же сам Глузин?

– Сдался. Тут же написал заявление, в котором рассказал, что спрятал банку с деньгами в могиле.

Беспалов пробежал глазами заявление бывшего заместителя директора Оршицкой заготовительной конторы беспартийного Ильи Глузина, 1925 года рождения, еврея с шестью классами образования, отца троих детей, припрятавшего награбленное у могилы на местном еврейском захоронении.

– Почему прятали деньги на кладбище?

– Там их вовек не найти, потому что, скажем, при обыске могут рыться на огороде, в усадьбе. А кто будет рыться в могиле?

– Все вроде с виду в шоколаде, но если внюхаться, то нет… Вот что, Турович, хватит пялиться на чужие ворованные деньги, оформляй, сдавай и в путь… на Оршицкое еврейское кладбище. Не забудь прихватить подследственного Глузина, для чистоты следственного эксперимента возьмем с собой кинокамеру с оператором. Пусть запечатлеет уникальные кадры раскопок тайных вкладов беспроцентного банка по-оршицки.

Громогласный старенький ГАЗ-69, исколесив по извилистой витебской дороге более двух сотен километров, задребезжал, профыркал несколько раз и остановился на окраине Оршицы у еврейского кладбища, окруженного старыми большими соснами. Турович вышел первым, размял затекшие от долгой поездки ноги и вывел из автомобиля сгорбленного человека в наручниках. За ними последовал оператор, попросив несколько минут, чтобы приготовиться к съемке, и, когда заработал тарахтящий мотор кинокамеры, группа во главе с Беспаловым двинулась вглубь кладбища. Глузин в наручниках шагал медленно, наслаждаясь условной свободой, свежим воздухом и возможностью хоть как-то искупить вину перед государством. Несколько раз бывший заместитель директора Оршицкой заготовительной конторы останавливался то у одной могилы, то у второй, тем самым вводя в заблуждение всех собравшихся. Скорее всего остановки были вызваны вниманием арестованного к могилам своих родственников, дальних и близких: на каменных плитах то там, то сям значилась фамилия Глузиных… В конце концов Илья Исаакович остановился у очередной могилы, в которой покоился прах некоего Глузина, опустился на одно колено, потрогал рыхлую землю у маленькой сосеночки, растущей по соседству, попросил проткнуть землю палкой и величественно изрек:

– Здесь надо рыть.

Беспалов дал знак помощникам, те с азартом взялись за приготовленные нехитрые инструменты и принялись копать. Вскоре на глубине полуметра лопаты уткнулись во что-то металлическое.

– Что там? – поинтересовался Беспалов.

– Кастрюля, товарищ капитан, обыкновенная алюминиевая кастрюля. – Турович расчистил отрытый клад от сухой земли, отодвигаясь в сторону, чтобы стрекочущая кинокамера смогла запечатлеть, как он будет доставать содержимое кухонной утвари, снял крышку и достал из кастрюли некий предмет, завернутый в тряпку.

– Разворачивай, не тяни! – бросил приказ Беспалов остановившемуся в нерешительности Туровичу.

Присутствующим на уникальном следственном эксперименте открылась обыкновенная стеклянная банка с полиэтиленовой крышкой, для верности залитая смолой, а в банке скрученные в рулоны полновесные советские сотенные банкноты.

– Вот это да! Храните денежки в сберегательной банке! – присвистнул оператор.

– Снял? – стараясь не обращать внимания на всеобщее ликование, спросил Беспалов.

– Так точно! – отрезвел оператор.

– Глузин! Это все? Может быть, где-то еще есть подобные захоронения?

– Может, и есть! Разве все упомнишь? – буркнул арестованный и уставился на гранитную плиту, под которой покоились останки его родственника.

– Как знаешь, – недовольно усмехнулся Беспалов и тут же приказал садиться в машину.

– Погоди, начальник, – спохватился Глузин.

– Что-то вспомнил?

– Да, тут недалеко.

– Опять на кладбище? – Беспалов волновался, поскольку хотел успеть отрыть спрятанное засветло: не то чтобы он побаивался темноты в таких местах, просто оператор без дополнительного света снять очередную выемку зарытого клада не сможет. А осветительные приборы, даже если бы они и были в наличии, подключить на заброшенном кладбище негде.

– Шагов триста будет севернее от сосны.

– А что ж сразу не вспомнил?

– Память отшибло маленько, гражданин начальник! На кой мне на том свете деньги?

– Правильно говоришь, Глузин, незачем. Пошли, показывай дорогу!

И правда, вскоре похожую банку отрыли в трехстах метрах от первого тайника под такой же небольшой разлапистой сосенкой. Две «сберегательные банки» в общей сложности потянули на сорок тысяч рублей каждая.

– Ну а на своем участке не зарывал, Глузин?

– Почему не зарывал? Зарывал!

– Зарывал? Такие же стеклянные банки?

– По-разному бывало.

– Хочешь со своими повидаться? – нашелся Беспалов.

– Отчего ж не хочу…

– Вспоминай тогда, где прятал деньги?

– Так не деньги, гражданин начальник, монеты золотые.

– Где?

– На моем участке, в огороде.

– Едем!

Не прошло и получаса, как темно-зеленый ГАЗ-69 остановился у калитки уютного деревянного дома Глузиных, и через запыленное стекло автомобиля Илья Исаакович в одно мгновенье успел заметить, как жена копает в огороде картошку. Из-под белого платка торчали мокрые от пота пряди сбившихся волос, задранный подол юбки оголил загорелые не по годам крепкие колени, расставленные на ширину плеч между плетеной корзиной с убранными клубнями. И было в этой картине что-то до боли привычное, будничное, как будто ничего не изменилось в крестьянской жизни, с той лишь разницей, что это он по обыкновению копал картошку, стараясь уберечь благоверную от тяжкого труда. Разумеется, отныне супруге придется привыкать все делать самой, и привыкнет она очень скоро, если этого уже не случилось, ибо и сейчас заметно, с каким умением она нагибается за очередным овощем. А его, уважаемого всеми Ильи Исааковича, нет рядом. Как будто стерли ластиком, исключили из жизни… Отчего? Разве не для нее он старался добывать средства, чтобы ни она, ни дети ни в чем не нуждались? Неужто такой судьбы он желал, когда горбатился на Бородина и товарищей? И что видел в жизни, кроме тяжелого труда?

– Ну, что замер? Идешь на очередные раскопки? – отвлек его от грустных мыслей Беспалов.

– Гражданин начальник! Дозвольте без наручников идти! Там же жена моя, как перед ней показаться в таких браслетах? Не сумневайтесь, не сбегу, некуда мне…

Турович с Беспаловым переглянулись, капитан утвердительно кивнул, и лейтенант достал из кармана ключ от наручников.

– Пусть идет…

Глузин робко ступил на землю запыленными от кладбищенских раскопок кирзовыми сапогами и, постояв с минуту в нерешительности, двинулся в сторону калитки. Залаяла собака, не узнав хозяина в тюремной робе, на лай из огорода прибежала жена и со слезами бросилась мужу в ноги.

– Я знала, мне сон приснился, что вернешься скоро…

– Ну что ты, Наталья, хватит, не плачь…

– Как это, Илюшенька, как не плакать! Отпустили, что ли? Я же была там на днях, денег привезла, что нашла за печкой…