Читать книгу "Потапыч - Антон Чернов"

степенью вероятности. На этом и закончился четвёртый день моего сидения за книгами и плавания. Продуктивно и небезынтересно вышло, ну и перспективы рисуются занятные. Но пора затворничество прекращать, а то выполз, как медведь из берлоги, ужаснул перекошенной мордой команду (когда сверял населённые пункты с картой), да в общем-то, и всё. Правда, есть некоторый сословный момент.

Вообще, чтобы себе люди ни воображали, сословия есть и у нас, хоть имущественно-социальной группой назови, хоть «общественно значимыми гражданами». Сословия — это устоявшиеся группы, для которых прописаны отдельные законы, дающие им привилегии перед прочими. Или, если законы общие «для всех» — то действуют на эти группы эксклюзивно и избирательно. Может, и есть страны, где сословий нет не только на бумаге, а по факту, но я с такими не встречался. А уж про родину и говорить смешно: кроме «подлых» простых людей, десятки типов и видов «благородных», с массой привилегий и иммунитетов от законов.

Ну да и чёрт бы с ним, вопрос в том, что в Зиманде и корифействе сословия не только есть по факту, но и закреплены писаными законами и традициями. И например, подойти к матросу из мещан, но по факту — подлого сословия, я могу. И что-то потребовать, но никак не «расскажи-ка мне, любезный». Опять же — чёрт знает, как в столице: там мещан культивируют, но даже там, судя по «городскому укладу под властью Корифея», они — сословие «подлое», защищаемое скорее как имущество, чем как имеющие какие-то права личности. В общем, видому Потапычу, можно, конечно, всё. Только это «всё» имеет свои последствия, от испорченной в глазах благородного сословия репутации (что считать ерундой и неважным может только идиот или тип, способный вращать на пинусе все сословия с Зимандой вместе) до каких-нибудь нехороших шевелений жрецов или служб корифея, на тему «видом-то не настоящий!» Может, и паранойя, но из-за нескольких историй от всяких матросов рисковать будущим или даже просто поиметь сложности и затруднения — никакого желания не имею.

В результате оставался, в качестве возможного собеседника и источника «бытовой», а не книжной информации — только капитан. Тот самый, которого я замещаю в должности обитателя каюты, но предложил сам, так что претензии ко мне иметь не должен.

Решил я это и выбрался на палубу, на этот раз оглядывая окрестности интересующимся, а не мимолётным взглядом. И для начала обратил внимание на то, что данному временному периоду как-то не свойственны колесные двигатели на кораблях. А они были: не слишком большие, стилизованные скорее в «эстетику», чем в необходимость, колёса шлёпали по реке. Паруса, впрочем, тоже были, но одна мачта, и парус свёрнут. Сам корабль — довольно чист, матросов и прочей палубной фауны, бродящей без дела, не наблюдалось. Впрочем, когда я выбегал смотреть на берег — тоже. На палубе народу было немало, но они эту самую палубу драили.

А в открытой, без окон надстройке на носу корабля гордо обвисала широкими полями кожаная шапка капитана. Данный аксессуар был более уместен, чем всякие фуражки, не говоря о многоуголках — поля не только прикрывали от солнца, но и защищали от влаги сверху, будучи достаточно обширными. Хотя не слишком нужный выпендрёж был свойственен и этой шапке: роскошные, бывшие некогда гордостью пары-тройки петухов перья торчали из-за ленты. Ну и учитывая, что надстройка была просто крышей на четырёх столбах над штурвалом, а оба раза капитана я видел там — как она, так и кожаный плащ более чем уместны. Ещё бы вспомнить, как этого типа в шляпе зовут, думал я, топая к пристройке. Обнаружив сидящего неподалёку от надстройки на полу (или палубе, чёрт этих водоплавающих с их странными названиями знает) паренька-юнгу. Видимо, капитан использует его как посыльного, а не только поставщика еды ценному пассажиру.

— Доброго дня, Млушер, — вспомнил я имя.

— И вам доброго дня, почтенный видом Михолап, — покачал полями шляпы капитан. — Что-то желаете?

— Что-то, естественно, желаю. Как и каждый из нас, кто жив. Впрочем, и мёртвые что-то желают, — с некоторой философской ностальгией отметил я.

— Ваша правда, — согласился капитан, но время от времени переводил взгляд с реки на меня.

— Мне бы хотелось узнать побольше про речные путешествия. Самому мне не доводилось плавать на корабле, а некоторые вещи заинтересовали. Если это не отвлечёт тебя от управления Быстрицей.

— Не отвлечёт, почтенный видом. А какие вещи вызвали ваш интерес?

Разговор (точнее — трындёж капитана) занял весь день, за исключением обеда (пригласил разделить трапезу, но трындел на ней немного поменьше, потому как пища мешала) и остановки в каком-то промежуточном небольшом порту. Я через час был практически уверен, что отсутствие команды на палубе — следствие чрезмерной болтливости капитана. Оберегая мозги от жестокого церебрального траха, эти деятели ныкаются, где могут, ну а юнга не обладает нужными знаниями и умениями или правами, для спасения от капитанского красноречия.

На деле же, кстати, оказалось не так: у капитана была та же самая, субординационно-сословная проблема, что и у меня, только труба пониже, и дым, соответственно, пожиже. С тем же юнгой ему разговаривать не о чём, как и с матросами. А старпом занимается кораблём в ночное время, пересекаясь с капитаном только на завтраках и ужинах, если нет форс-мажора. При этом, отсутствующая на полу корабля команда была в подвале корабля и не пинала пинусы, а была занята делом.

— Аквенге, которым вы изволили интересоваться, или водный двигатель, дорог, полезен, но постепенно, если не приглядывать за ним, разрушает корабль, почтенный Михолап. Так что команда регулярно и каждый день обследует борта, переборки, смолит, конопатит, чинит…

Если привести к разумному знаменателю чуть ли не часовую речь Млушера на тему хрени, которой страдает команда вместо того, чтобы отдыхать, выходило что корабль… просто не приспособлен, конструкционно и материалами, для двигателя. Сам капитан этого не замечал и не понимал, считая постоянный ремонт этакой «приемлемой платой» за небывалую скорость Быстрицы: с его слов, в сезон корабль совершал на два маршрута больше, что более чем окупало недешевую покупку аквенге. Но вибрации и нагрузки действительно ломали деревянный корабль, предназначенный для хода под парусами или на вёслах. При этом