Читать книгу "Умри, богема! - Анна Васильевна Дубчак"

он бросил ее? Нас?

– Он предложил вашей маме поехать с ним, уехать из России. Она же назвала его предателем, сказала, что любит свою страну… Вот такая, можно сказать, любовно-политическая история, – покачала головой Клер.

Да, все это на самом деле было похоже на мою маму. Она была категорична во многих вопросах, и даже если потом понимала, что была не права, все равно уже не могла повернуть вспять и согласиться с противоположным мнением, поменять свое. Да-да, просто надо было знать мою маму!

– Знаете что? – задумчиво произнесла Клер. – Могу предположить, что ваша мама просто поверила всем этим статьям в русских изданиях, где писали, что между вашим отцом и Мещерским отношения, понимаете? Думаю, именно это и отвратило вашу маму от Жени. Она женщина, и ей было бы неприятно и больно узнать, что мужчина, которого она любила и от которого родила ребенка, предпочел ей мужчину.

– Может быть… Но она не простила отца. Хотя, если разобраться, ведь он оставил нам с мамой квартиру и находил способы, как передать деньги… Если бы он позвал маму…

– Так он звал! Он писал ей и звонил, я сама была свидетельницей их разговора! Он говорил, что сделает для нее все, чтобы вы ни в чем не нуждались. Что и квартира есть, и деньги…

– А она мне не рассказывала…

– Лара, не знаю, говорить вам или нет, но, похоже, у вашей мамы были отношения с каким-то близким другом Миши, он родом из Питера… Не помню, как его звали.

Я вспыхнула, словно мне стало стыдно за мою мать. Ну да, в нашем доме часто бывал дядя Леша, художник, друг моего отца, и он действительно родом из Питера. И это он был рядом с нами все те годы, что я росла. Потом они с мамой переехали в Питер, правда, мама часто приезжала ко мне, и мне всегда казалось, что она испытывает чувство вины передо мной за то, что бросила меня, в сущности, уже совершеннолетнюю девушку, одну в Москве. Она задаривала меня подарками, хотя самым главным подарком была, конечно же, та свобода, которую мне предоставили так вовремя, когда так хочется любви, когда всех моих ровесников ограничивают во всем. Кто знает, если бы не эта свобода, может, и не встретила бы я своего Ванечку, не пригласила его к себе на рюмку чая… Хотя, с другой стороны, если бы на месте Вани (умницы, с которым даже разговаривать было одно удовольствие!) оказался какой-нибудь балбес, который после «чая» просто исчез бы из моей жизни, оставив меня беременной? Может, это Ваня был бесплодным, а какой-нибудь бездельник… Ох, и что только лезет мне в голову?!

– Да, – не сразу отозвалась я. – Мама действительно все эти годы жила с Алексеем Борисовым, возможно, мы говорим об одном и том же человеке. Он много занимался мной, маме было с ним хорошо, она чувствовала себя защищенной. Может, поэтому и не решилась променять всю эту защищенность и стабильность на полную неизвестность в Париже с человеком, которому не доверяла… А теперь они с Борисовым живут в Италии.

У меня зазвонил телефон. Лева! Он справлялся, все ли у нас в порядке. Мне так приятно было услышать его голос! По сути, это был голос Ванечки. И обладатель этого голоса заботился обо мне так же, как и раньше. Господи, снова в голове эта каша из воспоминаний и страхов! А что, если Ваня, его душа, переместилась в тело Левы?

Я успокоила Леву, сказав ему, что у нас все в полном порядке, вечером я ему сама перезвоню и все расскажу в подробностях, потому что я сейчас в магазине.

– …покупаю кофе.

Да, я покупаю кофе, так я сказала ему, глядя широко раскрытыми глазами на Клер, снова впавшую в уныние при мысли о том, что ее подозревают в отравлении. Я видела, как слезы катятся по ее бледным щекам.

– Это мой друг, – не могла не объяснить я, поскольку Клер была невольным свидетелем моего вранья. – Не могла же я сказать ему, что случилось с Мариной… Он бы сразу же вылетел сюда!

– Но я действительно ничего не подливала! Не подмешивала! Если нужно, сделайте экспертизу! – В отчаянии Клер заломила руки.

И вот тогда, чтобы она поняла, что наши с Мариной подозрения не беспочвенны, я рассказала ей о серии отравлений в Москве и смерти жены режиссера.

– А еще напали на Марину. Да-да, вот на эту самую Марину, когда она вышла из дома в моей дубленке! Ее вообще пырнули ножом! Вы сами как бы поступили, когда вокруг вас такое происходит? А тут еще возникла тема с наследством в Париже, появился нотариус… Все указывало на то, что меня хотят убрать. Как в классическом детективе.

– Но если в классическом, значит, надо искать других наследников, – вполне серьезно предположила Клер. – Уж я-то точно не нанимала киллеров, мне это ни к чему. Вы можете нанять юриста здесь, в Париже, чтобы узнать, чем владеет наша семья. Все, что я рассказала вам о своей семье, о дочери, – все правда. Да, возможно, я совершила ошибку, не покрыв долги Миши при его жизни, вернее, перед его смертью, когда понимала, что его дни сочтены. Но когда он пригласил в больницу нотариуса и распорядился квартирой в вашу пользу, я подумала, раз квартиру он завещает своей племяннице, так почему бы ей и не унаследовать и долги своего дяди?

– Да все вы сделали правильно. Думаю, что и я поступила бы точно так же.

– Не буду с вами спорить, но мне кажется, что вы сейчас лукавите…

Из кабинета вышел доктор в длинном халате бирюзового цвета. Они с Клер были знакомы. Это и неудивительно, ведь, когда Марине стало плохо и она корчилась на полу в ее доме, Клер не вызвала «Скорую», мы сами уложили Марину в машину и привезли ее в эту клинику.

Доктор, высокий худой мужчина в очках без оправы, с нежным и каким-то очень чистым, как у ребенка, лицом, сказал что-то, обращаясь к Клер.

– Он сказал, что в желудке вашей подруги обнаружили таблетки рвотного средства – апоморфина, – перевела Клер.

– Да? И зачем же она его приняла?

– Не знаю… – Клер развела руками. – Не знаю.

После ухода доктора она, краснея, предположила:

– Возможно, она настолько боялась быть отравленной, что заранее приняла эти таблетки… И вообще это не отравление, это психосоматика, понимаете? Самовнушение.

Мне начинало казаться, что Клер меня околдовывает, гипнотизирует, говоря то, что мне хотелось бы услышать. Да, я не хотела слышать и знать, что меня хотят отравить, убить или прирезать. Я не хотела, чтобы Марина постоянно держала меня в напряжении, напоминая о приближающейся смерти. Я не хотела, чтобы мне мешали наслаждаться моим пребыванием в Париже. Мне не хотелось, чтобы кто-то мешал мне прочувствовать атмосферу жизни моего отца и его брата. А эту атмосферу, эту энергетику я могла ощутить, лишь находясь в квартире моего отца. Да-да, уж теперь-то я точно знала, что эта квартира принадлежит мне по праву, ведь когда-то ее подарил дяде мой отец!

– Клер, мне очень жаль, что наше знакомство происходит при таких обстоятельствах, честно!

– Да ничего… Вас можно понять. Думаете, я бы не запаниковала, если бы на меня обрушился шквал всех этих отравлений, убийств…

Я нахмурилась.

– Я имею в виду убийство жены вашего режиссера, Сони,