Читать книгу "Эйсид хаус - Ирвин Уэлш"

— Я не живу поблизости, — промямлил я, с трудом направляясь по коридору, чувствуя острый приступ ненависти к самому себе за то, что оправдывался перед какой-то смотрительницей.

В коридорах стоял зловонный одуряющий запах мочи и немытых тел. Большинство людей, казалось, находилось здесь в таком продвинутом состоянии немощи, что единственно подтверждало мое интуитивное ощущение — такие места лишь вестибюль для смерти. Из этого следовало, что мой поступок не изменит качественную составляющую жизни моей бабушки: она едва ли заметит, что деньги исчезли. Некоторое количество этих денег наверняка станет моим в любом случае, когда она, наконец, отбросит копыта; так что какого, черт возьми, смысла ждать? Ведь может получиться и так, что они мне вообще не понадобятся! Старушка может протянуть долгие годы как овощ. И будет совершенным извращением, самопораженческой глупостью не обчистить ее теперь, позволяя сдерживать себя какой-то дурацкой, неуместной кучей табу, канающих как основы морали. Мне нужно то, что в ее банке.

Эта банка так долго пробыла в семье: бабушкина банка для песочного печенья. Просто стояла под ее кроватью, битком набитая пачками банкнот. Я помню еще ребенком, как она открывала ее на наши дни рождения и вытаскивала несколько купюр из того, что казалось целым состоянием, и эти извлечения не оказывали никакого воздействия на общий «карман».

Ее накопленные сбережения. Сбережения для чего? Сбережения для нас, вот как это надо расценивать глухой старой кошелке, слишком немощной, слишком неадекватной, чтобы наслаждаться или даже использовать свое богатство. Ну а я просто должен получить мою долю сейчас, бабушка, спасибо тебе большое.

Я постучал в дверь. Аберкромби, с красным клетчатым рисунком шотландки на заднем плане. Моя спина заледенела, суставы совершенно онемели от ломки. Я долго не продержусь.

Бабушка открыла дверь. Она выглядела столь же маленькой, как сморщенный щенок, как Зелда в «Земле Ястребов».

— Бабушка, — улыбнулся я.

— Грэм! — воскликнула она, и ее лицо расплылось в сердечной улыбке. — Господи, я не могу в это поверить! Заходи! Заходи!

Она усадила меня, болтая без умолку в возбуждении, ковыляя взад и вперед с ее маленькой, примыкающей к комнате кухни, где она медленно и неуклюже готовила чай.

— Я продолжала спрашивать твою мать, почему ты никогда не приходишь повидать меня. Ты всегда раньше приходил по субботам на обед, помнишь? А твой сладкий пирог, помнишь, Грэм? — говорила она.

— Да, пирог, бабушка.

— На старой квартире, помнишь? — продолжала она с тоской.

— Я хорошо это помню, — кивнул я.

Это была кишащая паразитами дыра, непригодная для человеческого существования. Я ненавидел это пещерное жилище. Эту лестницу, сюрприз подъема на верхний этаж, сюрблядскийприз для ступней моих ног, уже заебанных отвратительным ритуалом хождения вверх и вниз по Лейф Уок и Джанкшн Стрит; бабушка, не замечающая нашу боль и дискомфорт, перетирающая кучу неуместного, светского дерьма с любой старой вороной, попадающейся нам по дороге; старший брат Алан, выплескивающий на меня свое раздражение и злобу, пихающий, пинающий меня или выкручивающий мне руку, когда она не смотрела, а если она даже это видела, то ей было наплевать. Мики Уайр получал больше защиты от Сайма на Айброксе, чем я когда-либо видел от этой старой дуры. Затем, после всего, чертова лестница. Боже, как я проклинал эту гнусную лестницу!

Она вошла, печально взглянула на меня, и покачала головой, опустив подбородок на грудь.

— Твоя мать говорила, что у тебя были неприятности. С этими наркотиками и тому подобным. Я сказала, только не наш Грэм, разумеется, нет.

— Люди склонны преувеличивать, бабушка, — сказал я, когда спазм боли выстрелил сквозь мои кости, и неистовая дрожь вызвала выделение затхлого пота из моих пор. Черт, черт, черт.

Она снова появилась с кухни, неожиданно возникнув передо мной как выскакивающая фигурка из старого ящичка.

— Я так и думала. Я сказала нашей Джойс: «Только не наш Грэм, у него больше мозгов, чем у кого-либо другого».

— Мама ошибается. Я получаю удовольствие от себя самого, бабушка, не могу сказать это по-другому, но я не касаюсь наркотиков. Мне не нужны наркотики, чтобы получать удовольствие от жизни.

— Вот именно это я и сказала твоей матери. Парнишка из Аберкромби, говорила я ей, вкалывает как черт и отдыхает на полную катушку.

Моя фамилия была Миллар, а не Аберкромби, как у бабушки. Старая калоша, казалось, верила, что быть представленным как Аберкромби — это высочайшая возможная акколада, к которой человек может стремиться, хотя, скорей всего, если ты хочешь продемонстрировать мастерство в алкоголизме и воровстве, то это наверняка самый подходящий случай.

— Да, это у Аберкромби не отнять, а, бабушка?

— Правильно, сынок. Мой Эдди — твой дед — он был такой же. Работал как проклятый и в отдыхе знал толк, и он был самый приятный человек, который ступал по этой земле. Он никогда нам ни в чем не отказывал, — она гордо улыбнулась.

Не отказывал.

Моя техника находилась во внутреннем кармане. Шприц, ложка, ватные шарики, зажигалка. Все, что мне нужно, так это несколько гран геры, тогда можно просто добавить воды и всего делов-то. Мое спасение в этой банке.

— Где туалет, бабушка?

Несмотря на маленькие размеры квартиры, она настояла на том, чтобы проводить меня к сральнику, как будто иначе я бы заблудился. Она кудахтала и причитала, словно мы готовились отправиться на сафари. Я попытался отлить по-быстрому, но не смог помочиться вообще, и бесшумно на цыпочках прокрался в спальню.

Я поднял постельное белье, свисавшее на пол. Огромная старая банка из-под песочного печенья с видом Дворца Холирод величественно стояла под кроватью. Это было нелепо, акт абсолютной криминальной глупости оставить ее просто торчащей здесь без присмотра в такое время и в таком возрасте. Если не я, то это сделает кто-нибудь другой. Разумеется, она бы захотела, чтобы деньги достались мне, а не какому-нибудь чужаку. Если бы я не взял эти башли, я бы потом дико мучился. В любом случае, я планировал слезть скоро с иглы; может быть найти работу или пойти в колледж или что-то в этом роде. Старая калоша совершенно справедливо получит по заслугам. Никаких проблем.

Отвинтить крышку от ублюдка на поверку оказалось чрезвычайно сложно. Мои руки дрожали, и я не мог найти какую-нибудь точку опоры. У меня начало было получаться, когда я услышал позади себя ее голос.

— Так! Вот в чем все дело!

Она стояла прямо надо мной. Я думал, что услышу неуклюжее шарканье старой перечницы, приближающееся к спальне, но она была как чертов призрак.

— Твоя мать была права. Ты вор! И все ради твоей привычки, твоего наркотического привыкания, так?

— Нет, бабушка, это просто...

— Не лги, сынок. Не лги. Вор, вор, который крадет у своих это плохо, но лжец даже еще хуже. Ты не понимаешь, куда ты катишься со своей ложью. Убирайся от этой чертовой банки! — рявкнула она так неожиданно, что я был просто ошеломлен, но остался сидеть там, где сидел.