Читать книгу "Воробей. Том 1 - Андрей Дай"

сам германский канцлер тоже. Иначе не прислал бы в Санкт-Петербург своего эмиссара.

— Герцог Маджентский тоже. Генерал Ле Фло уже даже сговорился с младшим Юсуповым, чтобы тот устроил rencontre defortuity с Сашей, — как бы в задумчивости выговорил князь. — И все ждут нашего ответа. Александр Михайлович уверен, что Бисмарк побоится снова объявить войну Франции, не будучи уверенным в нашем нейтралитете.

— А тут еще барон фон Радовиц пристал, как банный лист, — пожаловался я. Вообще-то предстоящий визит в мой дом германского посланника и был основной целью посещения нового Владимировского дворца. Но прежде как-то к слову не приходилось. Да и собственная судьба интересовала меня куда больше, чем выкрутасы европейских интриганов. — Зачем-то набился ко мне на ужин…

— Ай, ну это просто! Получил от патрона в Берлине инструкции — провести консультации с определенными, способными повлиять на решение Регентского Совета, вельможами. Теперь добросовестно исполняет.

— Помилуйте, Владимир Александрович, — вскричал я. — Да как же я могу повлиять?

— Не прибедняйтесь. Вам прекрасно известно, что в Совете нет ни единого человека, кто не прислушивался бы к Вашему мнению. Да и вообще… Герман Густавович! Ваша светлость! Не пора ли вам из фигуры обращаться в игрока? Что это вы все за спиной, в товарищах да советниках. Могли бы, причем давно могли, и в Комитете министров председательствовать, кабы захотели. Знаете же, видите, насколько эта синекура Саше в тягость! Особенно теперь…

И тут Владимир вдруг, по-моему — совершено безосновательно, стал меня выпроваживать. То демонстративно на часы взглянет, то бумаги на столе примется перекладывать.

— Жду от вас решительных действий, граф, — торопливо выговаривал молодой человек. — Составьте прожект: как вы видите развитие реформ в Империи. Учините несколько заседаний комитета… И поговорите, наконец с Александром! Скажите уже ему, убедите, что вы не противник, не злопыхатель. Что вы только к вящей Славе России!

Как же я мог позабыть о второй двери в кабинет?! Ведь знал же о ней, путался даже поначалу, выходил не в галереи, а в скромно обставленные личные покои третьего императорского сына. А тогда… Господи, о чем я этаком думал, в каких эмпиреях витал, если Владимиру пришлось с такой неприкрытой настойчивостью, словно гвозди молотком, вбивать в мою глупую голову намеки о той персоне, что стояла за второй дверью.

Вечно за спиной обожаемого старшего брата. Пока Николай был жив, конечно. Александр! Бульдожка, Саша, такой простой и понятный, забавный и неуклюжий поросенок, как изредка называл его Великий князь Константин, кода хотел подначить. Казалось, власть и второй сын императора Александра Освободителя вещи столь разные, что и ставить рядом было бы смешно.

И вот нате вам. Такие резкие перемены. Словно в одну ночь, двадцать третьего января, человека заменили иным. Резким, властным, способным на коварство и охотно интригующим. Преследующим какие-то одному ему известные цели. Способным более часа простоять за приоткрытой дверью во дворце младшего брата, для того лишь, чтоб составить мнение об интересующем его человеке. Чужим. Пугающим.

Сказал кучеру, чтоб не гнал лошадей. Подумать было о чем. В голове хороводом крутились мысли. Плохие, тяжелые. О войне, в которую не особенно дружный регентский совет может втянуть страну и бедствиях, к которым это может привести. К концу пути чуть ли не корить себя стал, за то, что так бездумно влез в историю. Не будь меня, Никса никогда бы не стал императором, а значит, не затеял бы давно необходимые Державе реформы. Да и в мировой политике все, наверное, сложилось бы совершенно по-другому. Не так… критично, что ли. Ах, знать бы еще — как?

В детстве, в школе, не любил уроки истории. Считал, изучать деяния каких-то людей, живших бездну лет назад, никчемная трата времени. Цари какие-то, султаны, лорды и министры. Что с них толку для молодого человека в эпоху развитого социализма? Примером чего они могут быть для молодого строителя коммунизма? Чему научить? Прости меня, Господи, за глупость. Обрывки сведений о последней четверти девятнадцатого века, о русско-турецкой войне и ее итогах, встали бы для меня нынешнего чуть ли не на вес алмазов.

4. Хорошему гонцу весь год март

У нынешних людей совсем иное отношение к войне. Как к какому-то спорту, или к выезду на охоту. Вроде как — съездим, развеемся, убьем сотню другую врагов — будет чего рассказать в старости внукам! Причем даже матерые вояки, видевшие и участвовавшие в кровавых баталиях, в этом ничуть не отличались от юных, со взором горящим, кавалергардов. Такой вот выверт сознания. Ахи и вздохи барышень от героических рассказов в Петербургских салонах, легко затмевали грязь, кровь, ужасные раны и прочие нелицеприятные тяготы международного смертоубийства.

И ведь, сугубо нашим, этакой-то поворот не назовешь. Хотя нашему-то юношеству такие порывы, в некотором роде, простительны. Практически бескровные победы русской армии в Туркестанских походах и посыпавшиеся на, в тех компаниях участвовавших, офицеров чины и ордена многим вскружили головы. Труд тысяч рабочих, инженеров и интендантов, снабдивших армию лучшим, самым современным оружием, как всегда остался, так сказать, за кадром.

Современное же общество, я, конечно, имею в виду дворянство, вообще отличается высокой степенью космополитизма. Наиболее известные семьи России, фамилии, давно переженились, перекрестились с аналогичными европейскими родами. По-свойски навещают родственников в имениях от Гибралтара, до Варшавы, а те, соответственно, запросто гостят во дворцах наших вельмож. Посещают салоны и балы, и даже бывают приглашенными ко двору Государя. Не мудрено, что наиболее яркие веяния, идеи и моды легко и невероятно быстро преодолевают государственные границы. Невзирая на запреты и препоны.

Барон фон Радовиц, уж на что с виду умудренный опытом человек и матерый дипломат, способный в любых переговорах «сгладить углы» на благо любимой Империи. Но и он, даже внутренне, отказывался как-то иначе воспринимать боевые действия, что в любой момент могли начаться, стоило бы восточному соседу дать гарантии о собственном невмешательстве. «Настоящее дело для настоящих мужчин», и все тут! На ряду с охотой и разведением породистых лошадей, только чуточку более азартное и прибыльное. Не забываем о вожделенных многими чинах и наградах!

— Что же еще оставит наши имена в веках, дорогой Герман Густавович? — топорща тараканьи усы, пафосно вещал посланник германского императора. Отчасти виновницей такого оживления европейского политика была Наденька. Не далее чем сегодня за обедом, супруга поделилась подозрениями в непраздности, тут же получив самые искренние поздравления, и от того пребывающая в благостном расположении духа. К слову сказать, женщины в этаком-то состоянии вообще делаются какими-то особенно, трогательно уютными, будто бы светящимися изнутри.

— Наука? Благотворительность? Каждодневный,