Читать книгу "Дофаминовая нация. Обретение равновесия в эпоху потворства - Anna Lembke"

привычку", могут приводить к толерантности и зависимости, а возможно, и усугублять депрессию в долгосрочной перспективе - явление, называемое поздней дисфорией.

Помимо проблемы зависимости и вопроса о том, помогают ли эти препараты, меня мучает более глубокий вопрос: Что, если прием психотропных препаратов приводит к потере какого-то важнейшего аспекта нашей человечности?

В 1993 г. психиатр д-р Питер Крамер опубликовал свою новаторскую книгу "Слушая Прозак", в которой утверждал, что антидепрессанты делают людей "лучше, чем хорошо". Но что, если Крамер ошибается? Что если вместо того, чтобы делать нас лучше, чем хорошо, психотропные препараты делают нас другими, чем хорошо?

За годы работы у меня было много пациентов, которые говорили мне, что их психиатрические препараты, хотя и дают кратковременное облегчение от болезненных эмоций, но ограничивают их способность испытывать весь спектр эмоций, особенно таких сильных, как горе и трепет.

Одна пациентка, которая, казалось бы, успешно принимала антидепрессанты, рассказала мне, что больше не плачет на рекламе Олимпийских игр. Она смеялась, когда рассказывала об этом, с радостью отказываясь от сентиментальной стороны своей личности ради избавления от депрессии и тревоги. Но когда она не смогла плакать даже на похоронах собственной матери, равновесие для нее нарушилось. Она прекратила прием антидепрессантов и через некоторое время ощутила более широкую эмоциональную амплитуду, включая еще большую депрессию и тревогу. Она решила, что минимумы стоят того, чтобы чувствовать себя человеком.

Другая моя пациентка, отказавшаяся от высоких доз оксиконтина, который она принимала более десяти лет от хронических болей, пришла ко мне через несколько месяцев вместе со своим мужем. Это была моя первая встреча с ним. Он устал от многих врачей за столько лет. "Моя жена, принимавшая оксикодон, - сказал он, - перестала слушать музыку. Теперь, когда она перестала принимать этот препарат, она снова наслаждается музыкой. Для меня это как будто вернуть человека, на котором я женился".

У меня был собственный опыт применения психотропных препаратов.

Непоседливая и раздражительная с детства, я была для своей матери трудным ребенком в воспитании. Она с трудом помогала мне усмирять свои настроения и при этом плохо отзывалась о себе как о родителе, по крайней мере, так я понимаю прошлое. Она признается, что предпочитала моего брата, послушного и послушного. Мне он тоже нравился, и он эффективно воспитывал меня, когда мама в разочаровании опускала руки.

В 20 лет я начал принимать Прозак в связи с хронической раздражительностью и тревогой, диагностированной как "атипичная депрессия". Мне сразу стало легче. В основном, я перестал задавать серьезные вопросы: В чем наше предназначение? Есть ли у нас свобода воли? Почему мы страдаем? Существует ли Бог? Вместо этого я просто занялся делом.

Кроме того, впервые в жизни мы с мамой нашли общий язык. Она находила меня приятной в общении, а я - более приятной. Я больше подходила ей.

Когда через несколько лет я прекратила прием Прозака в преддверии попытки забеременеть, я снова стала прежней: раздражительной, сомневающейся, беспокойной. Почти сразу же мы с мамой снова стали враждовать. Казалось, что сам воздух в комнате потрескивает, когда мы оба находимся в ней.

Наши отношения спустя десятилетия стали немного лучше. Мы лучше всего взаимодействуем, когда меньше всего общаемся. Это меня огорчает, потому что я люблю свою маму и знаю, что она любит меня.

Но я не жалею, что отказалась от Прозака. Мой характер без Прозака, хотя и не очень подходит моей маме, позволил мне делать то, что я никогда бы не сделала иначе.

Сегодня я окончательно смирился с тем, что я немного тревожный, немного депрессивный скептик. Я - человек, которому нужно трение, вызов, что-то, ради чего стоит работать или бороться. Я не буду перекраивать себя, чтобы соответствовать миру. А должен ли кто-то из нас?

Лекарствами мы приспосабливаемся к миру, но на какой мир мы соглашаемся? Под видом лечения боли и психических заболеваний мы делаем значительные слои населения биохимически безразличными к невыносимым обстоятельствам? Хуже того, психотропные препараты стали средством социального контроля, особенно над бедными, безработными и бесправными?

Психиатрические препараты чаще и в больших количествах назначаются бедным людям, особенно детям.

Согласно данным Национального опроса по вопросам здоровья, проведенного в 2011 г. Национальным центром статистики здравоохранения США, 7,5% американских детей в возрасте от шести до семнадцати лет принимали назначенные им лекарства от "эмоциональных и поведенческих трудностей". Дети из бедных семей чаще принимали психиатрические препараты, чем дети, не живущие в бедности (9,2% против 6,6%). Мальчики принимали лекарства чаще, чем девочки. Неиспаноязычные белые чаще принимали лекарства, чем цветные.

На основании экстраполяции данных программы Georgia Medicaid на остальные страны, до десяти тысяч малышей могут получать психостимулирующие препараты типа Риталина.

Как писал психиатр Эд Левин по поводу проблемы гипердиагностики и передозировки лекарств у американской молодежи, особенно среди бедных слоев населения: "Хотя склонность к ярости, как и любое поведение, должна быть связана с определенной биологией, она может в большей степени отражать реакцию пациента на неблагоприятное и бесчеловечное обращение".

Это явление характерно не только для США.

В ходе общенационального исследования, проведенного в Швеции, были проанализированы показатели назначения различных психиатрических препаратов в зависимости от индексов так называемой "депривации района" (индекс образования, дохода, безработицы и социальной помощи). Для каждого класса психиатрических препаратов было обнаружено, что назначение психиатрических препаратов увеличивалось по мере снижения социально-экономического статуса района. Вывод: "Полученные данные свидетельствуют о том, что депривация района связана с назначением психиатрических препаратов".

Опиоиды также непропорционально часто назначаются малоимущим.

По данным Министерства здравоохранения и социальных служб США, "бедность, уровень безработицы и соотношение числа занятых к числу населения в значительной степени коррелируют с распространенностью опиоидов, отпускаемых по рецепту, и с показателями потребления психоактивных веществ. В среднем в округах с худшими экономическими перспективами чаще встречаются случаи выписки рецептов на опиоиды, госпитализации в связи с опиоидами и смерти от передозировки наркотиков".

Американцам, получающим медицинскую страховку Medicaid, которая финансируется из федерального бюджета и предназначена для самых бедных и уязвимых слоев населения, опиоидные обезболивающие назначаются в два раза чаще, чем пациентам, не получающим Medicaid. Пациенты Medicaid умирают от опиоидов в три-шесть раз чаще, чем пациенты, не получающие Medicaid.

Даже такие препараты, как поддерживающая терапия бупренорфином (ПТБ), которую я назначал Крису для лечения опиоидной зависимости, могут представлять собой разновидность "клинического отказа", когда не уделяется должного внимания психосоциальным детерминантам здоровья. Как пишут Александреа Хэтчер и ее коллеги в журнале Substance Use and Misuse: "Без внимания к базовым потребностям пациентов, не имеющих расовых и классовых привилегий, ИМТ, как