Читать книгу "Сказки в стихах для взрослых - Оксана Евгеньевна Ларина"

что родилась – виноватою.,

   Да небесную синь и водицы блеск,

   От людей никогда не прятала.

Снегурочка

– Скажи мне, мама, почему

   Холодному я снегу рада,

   Осеннему дождю и граду,

   Студеному, в горах, ручью?

   Чью проживаю жизнь я? Чью?

   Какой неведомой души,

   Лишь мне известно исцеленье?

   Какое тайное знаменье

   Своею, я душой, пишу?

   Не мерзну там, где льдины мерзнут.

   Мне жарко от колючих струй,

   От обжигающих морозных,

   Дарящих зимний поцелуй.

   Мне дороги лесные звери,

   В оборках снежных, терема,

   Скажи мне, мама, отчего же

   Так сердцу дорога Зима?

– Все правильно, дитя родное,

   Все чередом своим идет?

   Жаре бушующего лета,

   На смену, наступает лед.

   И это вечный жизни ход.

   Наряды разные меняя,

   Катится жизни колесо.

   А ты не прячь свое лицо,

   Все их примерь, все будут впору,

   И будут все тебе к лицу.

   Ну а когда настанет время,

   Женою ты пойдешь к венцу.

   Тогда познаешь лед и пламень,

   У песни душу распахнешь,

   Но вот Снегурочки беспечной,

   Уже тогда ты не найдешь.

   Она, не бойся, не растает.

   Она женою чьей-то станет -

   Счастливой мужнею женой.

   Никто о лете том не скажет.

   Своей Снегурочке, другой,

   Но, точно-точно вот такой,

   Вот, точно также все расскажет.

Сказка Древнего Камня о Лени

   Хотите, Сказку? Расскажу.

   Не зря ж Сегодня Воскресенье.

   Я ту поведаю, что Камень

   Мне рассказал о праздной Лени.

   Лень – Королева среди тех,

   Трудом, кто, ближних богатеет.

   И, Нищенка среди Трудов,

   Что Жизни научить умеют.

   ***

   Жил Оболдуй один весёлый.

   Жил не тужил, но не старался.

   Он палец пальцем не ударит,

   Чтоб утомиться. Правда, братцы!

   Лежит с утра «такой себе»,

   И только в думках богатеет.

   Бока себе все отлежал,

   Они меж этим всё жирели.

   Порой, с него катился пот.

   Особо после «отобедов»,

   В окошко налетала пыль,

   И в жизни были только «среды».

   «Пришла среда – прошла неделя».

   И сутки только отлетали.

   Он всё жирел, потел, жирел…

   В лежанку корни проникали.

   Какой- то видимо росток,

   Через окно, в ту пыль, забрался.

   И обвил так его Вьюнок,

   Что наш толстяк, как ни старался,

   Пошевелиться, всё ж не мог.

   ***

   Родные – в крик! Ох, как кричали,

   Когда, однажды принесли,

   Румяных бубликов для чая.

   Всё в миг один произошло.

   Волшебным было, знать, зерно.

   Он руку приподнять хотел,

   Чтоб от дивана оторваться,

   Но крепко-крепко обхватил

   Его вьюнок, и ну стараться!

   Хотел он ногу вниз спустить,

   Да, не на шутку испугался -

   Вьюнок, у близких, на глазах,

   Быстрее начал извиваться.

   А корни – толще и сильней…

   Пустили вот уже бутоны.

   Цветы ползли по нём скорей,

   Но глохли, и слабели стоны.

   Родные – в ужасе стояли.

   Они от страха вжались в стены.

   Чтоб к жирняку не приближались,

   Цветы цепляли их мгновенно.

   И Жирный Человек взмолился,

   Определив своим сознаньем,

   Что вот такое Бытие,

   Определённо к «процветанью»

   На нем цветов для погребенья.

   Он был к такому не готов,

   И стал умом искать спасенья.

   Ум тоже очень ожирел.

   (Им только Лектер восхитился б),

   Но жить желание имел.

   Мгновенно мозг перегрузился.

   Цветы сильнее оплетали,

   Того, к несчастью, толстяка.

   Родные, рядом, отпевали,

   К нему приставив два венка.

   Цветов там было и навалом,

   Но лент «прискорбных» не хватало.

   Несчастный видел через дебри,

   И слышал ясно всё- всё- всё.

   Он пасть хотел бы на колени,

   И в Лени, проклинал Житьё.

   Он вспоминал советы близких,

   И как над ними издевался,

   Когда они, его кормильцы,

   Для одного его старались.

   Он знал: «Не выбросят в помойку,

   Но будут сберегать, лелеять»,

   И он прекрасно – распрекрасно,

   На шеях их сидел, жирея.

   Сейчас сквозь листья видел ясно,

   Как близкие – спасти пытались.

   Потом ещё чуть- чуть пытались,

   А дальше, как-то обломались.

   Лентяй наш очень удивился,

   Что сук, на коем он сидел,

   Так вдруг, в секунду, обломился!

   Позвали и попа к нему,

   Чтоб совершить какой обряд.

   Тот так кадилом намахал,

   Что ладан пропитал весь «сад».

   Еще усишка молодой,

   Вдруг овладел его ноздрёй.

   И ну, давай в ней щекотать!

   Как начал наш Жирняк чихать!

   Не раз, не два, а сотни раз.

   Трава сейчас же порвалась.

   Он воздух с ладаном вдохнул,

   И просветлел мгновенно ум.

   Стал шевелиться, корни рвать.

   Родные сразу, помогать:

   От пут его освободили -

   Водой святой, ну, обливать.

   ***

   Стол поминальный разобрали.

   Блины с кутьёй поубирали,

   Шампанское несут и торт…

   За стол присел с кадилом, поп.

   Сидел: молился и крестился.

   Он Силе Веры удивился.

   Поскольку, и Попы живут,

   В неверьи часто, там и тут.

   А как же там Ленивец наш?

   ***

   Сперва водой его обмыли.

   Он тёр себя мочалкой сам,

   Когда от пут освободили.

   За стол ни разу не присел,

   Зато всем блюда подавал,

   Да всё полнее и полнее,

   Шампанское всем подливал.

   Он у стола взахлёб смеялся -

   Все пальцем у виска крутили.

– Смотрите, братцы! Жив, Живой!

   Теперь к дивану ни ногой.

   Хоть стоя дали б спать,

   Он спал бы,

   Но на диван бы не упал.

   Как подменили молодца.

   Пастозность вся ушла с лица.

   Стал работящим и опрятным.

   И пах приятно и нарядно.

   Так сильно сразу похудел,

   Что можно б было пару тел,

   Еще из кожи той нашить

   (его пришлось перекроить).

   Но, это очень ерунда,

   Особо в наше с вами, время.

   Там пара швов всего была,

   Но от коленей до коленей.

   Теперь наш бравый молодец,

   На трех работах, милый, пашет.

   И говорят, что под венец собрался

   За невесту Машу…

   Наташу, Олю, Клаву…

   Вот бы в семье всё было ладно.

   А то ведь с новым телом враз,

   Он отыграется за годы.

   Вот швы б на нем не разошлись.

   А то, такие нынче, моды! )

   Пока что, швы все не зажили,

   Он помнит, как остался жив.

   Как чуть, в мгновенье, не скончался.

   Что Новый Путь его начался.

   Стал верить в Чудо – поп ведь спас.

   Теперь чихает специально.

   Махорочки мешок припас.

   (Махорки в доме полный «чайник»).

   С ней «нет-да-нет», а в угол дальний

   От глаз чужих, когда, зайдёт.

   Да пару сотен раз чихнет,

   Чтобы мозги