Читать книгу "Отношения под запретом - Ви Киланд"

Лили поблагодарила маму и развернула первый сверток. Глаза у нее загорелись при виде большого дорогого набора масляных красок, которым она подолгу любовалась в магазине.

– Спасибо! Вот спасибо! Я так давно их хотела! Но эти краски очень дорогие, зачем вы тратились?

– Грант рассказал, как они тебе нравятся.

Открыв второй подарок – набор именной почтовой бумаги с вытисненным словом «Лили» в рамочке из лилий, она провела пальцем по эмблеме.

– Какая прелесть!

– Будешь писать Гранту, когда он поступит в колледж.

Взгляд Лили невольно метнулся ко мне, но она справилась с собой и улыбнулась.

– Благодарю вас, очень изящная бумага. Мне нравится.

Четыре года назад, когда Лили впервые вернули к Розе, она пообещала мне писать по письму каждый день нашей разлуки. Я думал, она преувеличивала, но когда я недавно пересчитывал ее письма, оказалось больше пяти сотен. Иногда в конверте были по три-четыре исписанных страницы, в другие дни письмо состояло лишь из нескольких строк, стихотворения или рисунка; но Лили не пропустила ни дня. Поэтому именная бумага была на редкость удачным подарком, хотя судьба ей была пролежать впустую: в колледж я ехать не собирался. Правда, об этом моем решении мама еще не знала.

Я взглянул на часы.

– Ну что, готова ехать?

– Да.

– Осторожнее на дороге, – напомнила мама и повернулась к Лили: – Пусть встреча с мамой пройдет хорошо.

Если Роза сегодня будет как всегда, шансов на нормальное общение с ней пятьдесят на пятьдесят.

* * *

Психиатрический центр, конечно, учреждение лечебное, но он сильно отличается от больниц, куда приезжают рожать или лечиться от разных болячек. По крайней мере, этот центр очень отличался – белые стены без единой картины или шаржа для оживления обстановки. Во взрослом отделении психиатрической больницы Кресент почти все ходили в обычной, домашней одежде, и лишь некоторые психи бродили в пижамах даже в разгар дня.

Розы не оказалось ни в одной из общих рекреаций, ни в центре творчества: мы нашли ее в палате на кровати. Она лежала с открытыми глазами, свернувшись в позу эмбриона. Большой живот было уже не скрыть – три месяца назад при поступлении выяснилось, что Роза на четвертом месяце. Ее госпитализировали в состоянии острого психоза, когда Роза не закрывая рта трещала о планах на жизнь с папашей ребенка. Насколько я знал, этот таинственный персонаж ни разу не приходил в больницу и не справлялся о ее состоянии. Что-то мне подсказывало, что он так и не объявится.

При нашем появлении взгляд Розы изменился – она нас узнала, но не пошевелилась.

– Мам, ты как?

Лили присела на кровать и откинула с лица матери спутанные пряди. Я сто раз видел, как моя мама так поправляла волосы моим младшим сестрам.

Роза пробормотала что-то бессвязное.

Лили наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– Какие у тебя волосы красивые, мягкие! Наверное, ты сегодня мыла голову?

Снова бессмысленный лепет. Но Лили продолжала как ни в чем не бывало, будто у них шел нормальный разговор.

– Смотри, со мной приехал Грант. – Она показала на дверь палаты, где я стоял на пороге. Взгляд Розы на несколько секунд сфокусировался на мне, но тут же снова расплылся и стал далеким.

Не знаю, какие лекарства ей кололи, но Роза находилась почти что в ступоре. А может, ей вообще ничего не кололи – она же беременная, в конце концов.

Лили встала, обошла кровать и прилегла сзади, обняв мать.

– Я по тебе соскучилась.

При виде этой сцены я заморгал, кое-что припомнив. С полгода назад Лили загрустила, когда мать в очередной раз не позвонила и не приехала в назначенный для свиданий день. Прождав все воскресенье, Лили улеглась в постель – и пролежала так несколько дней в позе зародыша. Я думал, что она дуется или в депрессии, и делал все, чтобы развеять ее настроение, в том числе часами лежал с Лили в обнимку.

От этой мысли мне стало не по себе.

– Я пойду прогуляюсь, а вы побудьте вдвоем, что ли…

Лили кивнула.

Я взял куртку и открыл дверь, но, выходя, оглянулся. Жутковатое ощущение прочно угнездилось в груди, когда я увидел, как они напоминают нас с Лили с полгода назад.

Хотя Лили просто сложная, а не больная на голову, как ее мамаша.

Айрленд

От волнения я не находила себе места.

От моего дома до яхты Гранта ехать было всего минут двадцать, но я не хотела явиться с пустыми руками, поэтому выехала за час. Остановка у винного магазина отняла всего минут десять, и в итоге я оказалась в гавани почти за полчаса до назначенного времени. Я представилась дежурному в будке, и он указал на одно из закрепленных за Грантом мест на парковке. Я оказалась у начала длинной пристани, в конце которой была пришвартована «Лейлани».

Вокруг царило оживление – люди поднимались на свои яхты и спускались на пристань, выдвигали стулья, чтобы посидеть и поболтать с соседями. Обстановка напоминала благополучный городской квартал, и я недоумевала, отчего Грант не приводит сюда своих девушек. Его яхта вызывала безоговорочное восхищение, а окружающий пейзаж был просто создан для романтики. Решив копнуть поглубже насчет «никаких женщин на корабле», я достала зеркало, проверила макияж, а, застегивая сумку, заметила Гранта на задней палубе «Лейлани». Он был в шортах, рубашке с коротким рукавом и в темных очках. Когда он перепрыгнул через транец, я разглядела, что он босиком.

Пожилой человек подошел к нему пообщаться, и у меня появилась возможность понаблюдать за Грантом в неофициальной обстановке. Господи, какой же он секси! Я всегда питала слабость к мужчинам в хорошо сидящих костюмах – это придавало им властности и внутренней силы, но сейчас, на пристани, я поняла, что костюм не имеет отношения к властности, окружавшей Гранта Лексингтона. Он непринужденно беседовал с соседом, однако от его манеры держаться – стоять, широко расставив ноги, расправлять широкие плечи, скрещивать руки на груди – веяло уверенностью. Даже босоногого, его не покидал апломб. Порой костюм делает человека, но только не Гранта: этот мужчина сам был способен подчинять себе любые вещи – и людей.

Я смотрела, как Грант, пообщавшись с пожилым джентльменом, подтянул какие-то снасти и вынес трап, установив его на пристани. Когда он снова ушел в каюту, я глубоко вздохнула и выбралась из машины.

«Лейлани» была предпоследней – наверное, через тридцать яхт от меня, у дальнего конца причала. Я прошла примерно десять, когда Грант снова показался на палубе. Он заметил меня буквально сразу и стоял, глядя, как я к нему иду. Я вдруг отчаянно застеснялась, а волнение, которое мне удалось успокоить в машине, вернулось обратно с ревом цунами. Но я не собиралась показывать Гранту, что нервничаю, поэтому выпрямила спину и пошла, что называется, от бедра, отчего подол сарафана закачался из стороны в сторону.