Читать книгу "Жизнь под маской - Лариса Шкатула"

– И скоро это будет? – наивно спрашивал Дмитрий: что с него взять, простой рыбак с церковно-приходской школой!

Первенцев морщил лоб, прикидывая.

– Думаю, лет через десять. Всё-таки года два-три уйдёт на подавление контрреволюции…

Оказывается, у революции есть и контрреволюция! Подавят тех, кто выступит открыто, кого найдут. А тех, кто в плавни уйдёт? В смысле, затаится?

Константин Первенцев упивался своим разговором с Дмитрием – честным наивным рыбаком, как он определил его мысленно. Ведь Гапоненко был старше Константина на восемь лет, а слушал его объяснения с почтением, присущим только простому люду. Такой благодарный слушатель имел право на самую обширную информацию. И Костя рассказывал, рассказывал… Правду, известную, большинству, правду, известную лишь немногим, и даже откровенные слухи. А от кого ему скрываться? Разве комиссариат, в котором он служит, не называется народным?

Костя с детства рос среди коммунистов-подпольщиков. Окружающие его тёти и дяди, включая родителей, делали работу архиважную и опасную, а оттого ещё более привлекательную. Светлое будущее, счастье всех людей – под этими знаменами он вырос, а когда смог вступить в коммунистическую партию, стал не просто большевиком, он стал фанатиком.

У него даже девушки никогда не было. Вначале этому мешала учеба в мужской гимназии. Позже, в университете, он с головой ушёл в учебу, попутно помогая родителям и их друзьям в партийной работе…

"Губошлеп!" – снисходительно окрестил его про себя Дмитрий.

Если бы Константин только мог подслушать его мысли! Но он и представить себе не мог, кем станет через десять лет в предсказанном светлом будущем тот самый наивный севастопольский рыбак, которого Костя вёз с собой в Москву, чтобы походатайствовать за него в устройстве на шоферские курсы, а позже на работу в Наркоминдел. Считая, что он всё высветил в этой простой открытой душе, Первенцев сделал вывод: такие люди нам нужны! Кому нам? Большевикам! Конечно, Гапоненко ещё многому предстоит учиться, но глаза у него умные, возраст – подходящий, не мальчик! Такой и в науки станет вгрызаться, и дело своё никогда не предаст. Примут его в партию, и укрепится она ещё одним верным человеком!

Константин очень гордился своим умением разбираться в людях. Для таких, как Дмитрий, считал он, главное – принять к сердцу идею, а дальше… Некоторых не то что подталкивать не нужно, сдерживать приходится, чтобы не слишком вырывались вперёд…

Катерина спала. Вторые сутки они ехали в Москву, и молодая женщина не то чтобы очень устала, но была переполнена чувствами и впечатлениями. За три с небольшим месяца в её жизни произошло столько событий, перемен, её натуре непривычных, что перегруженный впечатлениями и мыслями мозг стал как бы опускать шторки перед дальнейшим наполнением – сонливостью и отрешенностью он как бы защищал будущую мать и растущую в её чреве жизнь от дальнейших потрясений. Возможно, поэтому Катерина сравнительно легко перенесла уход Альки – последнего человека, связывающего её с той жизнью.

Она при расставании обняла мальчика, по-женски всплакнула, но это было уже не трагедией, не шоком, а ещё одним событием, которые Катя будто раскладывала по кучкам: здесь – плохие, там – хорошие… Энергичная прежде, рвавшаяся к жизни женщина, подобно спящей красавице, опять укрылась в своём замке, зараставшем потихоньку дикими розами и плющом её с Дмитрием быта…

Впрочем, Дмитрия это состояние жены вполне устраивало: она не жила сейчас одними с ним мыслями, одним дыханием, но в её жизни уже не было и никого другого. В том, что она проснется, он не сомневался, но сейчас нужно было, чтобы ему никто не мешал. В том хрупком коридоре, по которому Чёрный Паша шёл, не нужны были резкие движения, всплески и взрывы. Пусть Катя спит. Пусть с нею спит и растет их будущий ребёнок. Он сам всё приготовит, и тогда скажет – вставайте, беритесь за дело: мне нужна ваша помощь!

Чёрный Паша перенёс расставание с Батей гораздо тяжелее, чем Катерина с Алькой. Столько лет изо дня в день они жили рядом, работали, рисковали и вот… именно он, начинатель и организатор всех их предприятий, впервые не пошёл до конца, бросил дело на полпути! Чтобы хоть как-то успокоить свою совесть, Дмитрий отдал своей артели почти всё, что они брали с собой. Отдал бы и всё, но Батя грубовато прикрикнул:

– Хватит! Разошёлся!

Старый товарищ понимал его состояние и уже смирился с тем, что эта женщина развела-таки их. Что поделаешь, жизнь есть жизнь! Не всем же кочевать по свету, чать не цыгане…

Алька отнесся к разлуке легче, чем все прочие. Его детская привязанность к названой сестре померкла при одной мысли о будущих захватывающих событиях – ведь они шли на поиски сокровищ! Выросший в обществе взрослых и перенявший их знания и привычки, юный акробат остался, как и был по возрасту, ребенком – он не думал об опасности такого пути, о трудностях и лишениях… Всё меркло перед приключением!

Как ни долго тянется дорога, а, к счастью, и ей наступает конец. Поезд пришёл в Москву, и супруги Гапоненко вместе со своим проводником Константином ступили на перрон. От нахлынувшего на неё чувства растерянности Катерина даже зажмурилась. Ещё на подъезде к городу она видела кое-где большие дома, видела остающиеся за окнами вагона толпы людей, но обилие в одном месте и домов, и пестро одетых гомонящих людей кружило голову. Она вцепилась в руку мужа, который, в отличие от неё, вовсе не потерял присутствия духа.

– Смотри, ртом-то какую пичужку не поймай – в язык клюнет, как разговаривать станешь! – посмеивался он над нею, чувствуя себя в этом содоме как рыба в воде: по крайней мере, он не показывал вида, что чем-то смущен. Увидев его спокойную реакцию на незнакомую обстановку, Первенцев на миг усомнился: а так ли уж прост этот рыбак? Но тут же объяснил для себя, что Дмитрий просто чересчур наивен…

Чёрный Паша был, однако, спокоен только внешне. Внутренне он был напряжён и собран, а когда поймал удивленный взгляд Первенцева – "ясно, хочет, чтобы и я ходил по его Москве с разинутым ртом!" – на всякий случай пояснил ему:

– Я же не раз в Одессе бывал и в Стамбуле – мне большие города не в диковинку… Вот Катюша у меня деревенская, ей всё странно…

Катерина, смутившись, рот, конечно, прикрыла, но глаза так и разбегались в разные стороны! Она раньше и не подозревала, что в одном городе может быть так много высоких домов и так много народу!

Костя Первенцев вёл своих новых друзей к себе домой. Он знал, что мама – Руфина Марковна – примет их с обычным гостеприимством, а отец наверняка подскажет, к кому лучше обратиться, чтобы за Дмитрия замолвить словечко.

Первенцевы жили в большом особняке, принадлежавшем прежде какому-то купцу, фамилию которого Катерина тут же забыла. Она не могла налюбоваться высокими белыми колоннами, мраморными ступенями, какими-то каменными фигурами, поддерживающими крышу.

– Вот, Катерина Остаповна, что дала людям революция! – гордо пояснял молодой дипломат, будто революцией и был он. – Раньше здесь жила всего одна семья, а теперь – четырнадцать. Всем места хватает! Посмотрите, какие высокие лепные потолки! Теперь и простой народ может пожить в дворцах, не всё аристократии, награбленным пользоваться!