Читать книгу "Илья Муромец - Иван Кошкин"

* * *

Илья приходил в себя с трудом. В голове неумолчно звонили колокола, во рту пересохло гадостно, словно пил беспробудно неделю. В довершение ко всему, попытавшись подняться, он понял, что руки и ноги его крепко скручены. Скосив глаза (вернее, один левый глаз, правый заплыл в щелочку), богатырь убедился, что толковые печенеги связали его не веревками, а сковали накрепко железными цепями. Кто-то ухватил его за волосы и с натугой потянул вверх. Илья поднял голову. Перед глазами все качалось, из тумана и мути выплыло лицо Обломая.

— Вставай, Илья. Царь за тобой позвал.

Лицо приблизилось так, что заслонило весь мир. и старый хан прошептал богатырю в распухшее ухо.

— Царь тебя спрашивать будет, ты ему отвечай Царь наш лютый — на колья людей сажает, как баранов на вертел. — Лицо исчезло.

— Вставай, говорят тебе, ит-урус[36], — пинок в ребра Илья почти не почувствовал.

— Ужо встану. Сейчас встану.

Он уперся лбом в землю, подгреб под себя колено и, шатаясь, выпрямился. Огромный, перемазанный землей и засохшей кровью, богатырь на голову возвышался над закованными в сталь нукерами. Цепи стягивали руки за спиной, между звеньями, замыкая оковы, были вбиты стальные костыли. Нукеры наклонили копья, за наглазьями стальных масок плескался страх. Илья осмотрелся. В глазах все плавало, но, похоже, его вытащили из рва и скрутили прямо у царского шатра. Наконечники копий уперлись воину в спину, полог был поднят, и он, согнувшись едва не вдвое, шагнул внутрь.

В шатре было темно, плотные кошмы белого войлока не пропускали свет, десяток факелов да дымоход выхватывали из темноты лишь небольшое пространство. У дальней стенки на небольшом возвышении кто-то сидел.

— Подойди, — голос был спокойный и тяжелый.

Илья хорошо говорил по-печенежски — сказалась и долгая служба на Рубеже, и наука верного Бурка. Богатырь шагнул вперед, споткнулся о кошму и упал на колено.

— Неужели такой алп-ер уже не может стоять на ногах? — В голосе послышалась насмешка.

— Это кто там говорит-то? — прохрипел Илья, поднимаясь во весь рост, и вышел на середину шатра.

Теперь богатырь видел того, кто сидел на помосте. Тому было лет сорок, длинные усы и редкая борода свисали на грудь. Одетый в грубый белый халат и синие широкие штаны, он ничем не отличался от простого кочевника, если бы не золотой венец на голове. Лицо казалось обычным, но глаза... Илье случалось смотреть в лицо лютым зверям и лютым людям, даже таким чудам-юдам, что и вспоминать не хотелось, но сейчас он понял, что с трудом удерживается от того, чтобы не опустить взгляд.

— Ты — Калин-хакан?

Илья попытался расправить плечи, но цепи держали крепко. Он расставил ноги пошире, чтобы не шататься, голова болела по-прежнему, хотя уже не кружилась. Во рту скопилась кровь, но плевать на пол в доме, пусть и у лютого врага, было невежественно.

— Ты храбр, — сказал человек — Мало кто может говорить со мной, не пав на колени.

— Тяжко тебе, хакан, — криво усмехнулся неразбитой половиной рта богатырь. — И поговорить не с кем. Ни мужа, ни отрока — одни черви у тебя на дворе.

— Мне не солгали, — тонкие губы степняка расплылись в волчьей ухмылке. — Ты не склоняешь головы ни перед кем.

— Перед Богом склоняю, — ответил Илья. — Ну и из вежества. А большим людям кланяться — спина взопреет. У нас начальных развелось — убивать пора. Так за чем звал-то, сильномогучий хакан? Али просто голову снять нельзя было?

Калин задумчиво кивнул.

— Такие головы, как у тебя, отрастают редко. На десять людей — один сильный, на сотню — стоящий, на тысячу — верный. Но подобных тебе я не встречал. Твой князь богат и славен, но он не умеет ценить своих воинов. Вечное Синее Небо лишило его разума, а скоро лишит и земель. И отдаст эти земли мне.

— Вечное Синее Небо? — Илья посмотрел наверх, откуда сквозь дымоход лился солнечный свет. — Это Небо? И согнать орды вместе — тоже Синее Небо? И непокорных ханов сажать на колья — тоже Небо?

— Неповиновение — наказывается. Послушание — вознаграждается. Слушай меня. Тем, что ты вышел один против всей моей орды, ты доказал, что ты — смелый и верный алп-ер. Но удача уже оставила твоего князя, он проиграл еще до битвы. Ты сам видел мое войско. Что есть у князя? Завтра падет Киев. К осени я заберу все земли Владимира и буду здесь зимовать. А дальше — Рум, Угория[37], земли франков, пока наши кони не встанут на берегах последнего из морей. Над великой державой моей никогда не зайдет солнце! Служи мне — и получишь свою долю добычи и славы! Буду у сердца своего держать тебя. Будешь по правую руку сидеть, из одной чаши со мной пить, один кусок мяса есть!

В душном шатре Илью пробрал холод, глядя в страшные человеческие очи, он понял вдруг, что это — не похвальба. Завтра падет Киев, к осени — вся Русская земля. И Царьград с его вечно хитрыми базилеями, и своенравная угорская степь, и бурги немцев не удержат того, кто сумел сбить в кулак орды от Днепра до Заитилья. Восемь тех степных воинов, что боятся своего царя пуще смерти, пройдут закатные земли огнем и мечом, оставляя за собой прах, пепел и горы черепов. До сих пор князья то бились с ханами смертным боем, то мирились, женя сыновей на ханских дочерях. Была лютая злость, не было лютой ненависти. Русский витязь мог выпить меда со степным воином, а через неделю сшибиться с ним над Росью на смерть — и пусть Бог рассудит. Не то сейчас. Он видел животный страх в глазах Обломая, он чувствовал тяжкий ужас и ненависть печенегов. Они боятся Калина так, что даже не смеют его ненавидеть, их ярость и безысходность обрушатся на тех, кто встанет у них на пути. Пощады не будет никому. Вся степь стала мечом великого царя.

— Как же ты, хакан, мне поверишь, если я от князя к тебе уйду? Много ли веры перелету[38]?

— Ты в полоне, завтра голова твоего князя будет под хвостом моего коня, — спокойно ответил Калин. — За что тебе стоять? Ты бился храбро — но зачем погибать собачьей смертью?

Илья снова посмотрел вверх — небо над шатром было ярко-синим. «Без покаяния, без причастия. Нехорошо, конечно. А ведь и впрямь, как и говорили — не в бою мне смерть писана». Не было ни тоски, ни страха — только пустота и спокойствие.

— Спасибо тебе, хакан, на добром слове. Спасибо, что почествовал. Даже и стыдно как-то — ты ко мне сердечно, а я вот... Верно ты говоришь, князь у нас не самый умный. Все дворцы строит да храмы божии, а земли у соседей уж и не помню, когда в последний раз отбирал. И Киев ты теперь-то уж точно возьмешь. Только вот что я тебе скажу, — он с трудом поднял правое веко, чтобы смотреть Калину в лицо обоими глазами. — Кабы была у меня сейчас хоть одна рука — снял бы я тебе буйну голову. И без меча, так бы снял!