Читать книгу "Ярость on-line - Александр Романовский"

По идее, Орден мог продержаться в изоляции несколько месяцев. Однако подобные заявления впечатляли лишь новичков, вступивших в банду какие-то недели назад. Ветераны прекрасно понимали, что, если заварится действительно крутой гуляш, сидеть «в изоляции» будет попросту некому. Грустно и истинно.

Тем не менее большую часть суток в Офисе дежурили от пятнадцати до сорока боевиков… На случай, если кто-то все-таки попытается применить свой кулинарный талант. «Гарнизону» выделялись жилые комнаты со всевозможными удобствами. Большинство бандитов, не числящихся в «дежурной части», жили с семьями в других районах Гетто (у гангстеров также были жены, родители, тещи, родственники, друзья, приятели и даже бабули-соседки, не упускающие шанса осведомить округу: «Какой славный молодой человек!»). Но два-три раза в месяц «черепа» были обязаны сидеть в Конторе.

Таков был порядок. Дежурства распределялись по графику, заблаговременно и дисциплинированно. Избежать этой повинности не мог никто. Без крайне уважительной причины, со всеми вытекающими последствиями — документированным свидетельством врача (патологоанатома), прямым распоряжением Черепа, запиской жены.

Нарушался порядок исключительно редко. Редко, но метко. В тех случаях, когда, к примеру, Орден находился «на выезде». С целью погрома, «стрелки» или других оперативно-бандитских мероприятий. Тогда в штаб-квартире оставалась лишь «дежурная часть».

Человек десять.

Естественно, «отборные головорезы», однако…

«Череп» — паникер сообщил по телефону, что нападающих (о «Всадниках» не было сказано ни слова) не меньше двух дюжин. «Три… нет, четыре машины». У страха, безусловно, глаза велики, и все же Курт не считал, что гангстер допустил значительную погрешность в подсчетах. Четыре машины. В каждой по четверо. А если потесниться, то пятеро-шестеро. (Бандиты любят большие внедорожники.) Две дюжины. По самым скромным подсчетам. Кого-то «череп» наверняка не разглядел.

Таким образом, нападающих не меньше трех десятков.

«Черепов» в любом случае больше. С учетом оставшейся в Конторе «дежурной части» (хотя о ее дееспособности еще можно поспорить) — почти вдвое. А если учитывать тех, кого, погорячившись, Череп успел снять с дежурств на иных объектах, соотношение складывалось явно не в пользу «Всадников апокалипсиса»…

Если это не очередной фортель — сверкнула, щелкнув зигзагообразным хвостом, юркая мысль. Не обходной трюк, ловушка, уловка, отвлекающий маневр…

Фокусник, абстрагируя внимание публики ослепительным жестом, прячет монету в кармане.

Тряхнув головой, Курт усмехнулся. Возможно, паранойя Черепа была на редкость заразным заболеванием. «Лавина» — вот отвлекающий фортель. То, что «Всадники» не попытались предотвратить погром, и было спрятанной монеткой.

Время покажет.

Мертвая Гавань началась резко, неожиданно, без предупреждения. Словно над сценой взметнулся «ЗАНАВЕС!», разрисованный затхлыми коробками Гетто. Высокие заборы — жалкие потуги отделиться от безобразной действительности — мелькнули за окном бетонными вспышками. Путь не загораживали ни неоновые надписи, ни голографические стада доберманов, ни сторожевые роботы (последний писк моды в охранном бизнесе). Грязно-белый, обшарпанный щит притулился к обочине. «ВНИМАНИЕ! Вы проникли на территорию приватных владений. С этой минуты вы действуете на собственный страх и риск. Все ваши действия могут (и будут) расцениваться как попытки нарушить неприкосновенность частной собственности. Если вы прибыли без соответствующего приглашения, настоятельно рекомендуем вам НЕМЕДЛЕННО покинуть сектор 73-АМ. Будем рады увидеть вас в следующий раз. Всего хорошего». Строго, но со вкусом.

Курт не разобрал и заглавного «ВНИМАНИЕ!», когда «хаммер» пронесся мимо.

Содержание надписи Волк выучил наизусть: щит встречал и провожал его каждый день. Сотней метров дальше находился пост частной полиции Мертвой Гавани. Кортеж мчался в Контору, не сбавляя скорости (благо здешний асфальт, очевидно, подошел бы и скейтбордистам). Караулка — смазанное скоростью пятно в красно-белую полоску — промелькнула за окном. Спящий слон инопланетной наружности.

Единственная дверь раскрыта настежь. На дорогу бесхозно льется уютный желтый свет. Ни одной живой души. Там, где обычно стоял автомобиль охраны, чернели следы протекторов (догадка Курта относительно того, что машина приржавела к месту, отчасти подтвердилась). «Служить, задерживать и выдворять» — красовалось на крыльях. Во всяком случае, тогда, когда Волк видел автомобиль в прошлый раз.

Стратегический пост покинут, брошен. Куда подевались ренегаты — неизвестно. Как же тогда с действиями, что «могут (и будут) расцениваться»? Кто, собственно, рекомендует?! Не говоря уже о том, чтобы «служить, задерживать и выдворять»?

На обочине лежал красно-белый шлагбаум.

Оторванный хобот.

Курт не понял, кто его сорвал — то ли «всадники», то ли торопыги — «черепа». Впрочем, это не имело особого значения. Куда больше Волка встревожила пропажа охраны.

Дорога неслась вдаль прямой асфальтовой стрелой. Роскошные особняки выстроились по обе стороны, проносились мимо притихшими, спящими тушами. Черные окна провожали кортеж настороженными взглядами. Все эти здания успели примириться со своей судьбой, давным-давно оставили потуги сбросить гнет ненавистной известки пастельных тонов. В богатых апартаментах почивали состоятельные, дородные безволосые, позволявшие себе кровати с балдахинами и шелковыми шнурами, тогда как остальное Гетто рыскало в ночи, пытаясь чем-нибудь набить желудок, заглушить — хотя бы на время — тошнотворное урчание. Оно жило.

В отличие от Мертвой Гавани.

Ее заселяли трупы. Холодные трупы, почившие в гробах с балдахинами и шнурами. Безразличные, вечно сытые трупы. Возможно, поэтому в Гавань редко забредали непрошеные гости. Несчастные, утратившие все, что можно утратить. Корректную надпись на табличке («ВНИМАНИЕ!») читали немногие. Не потому, что не хотели, а потому, что не могли. В кремниевый век умение читать стало привилегией.

С такими псами легко справлялась охрана. Вшивыми, пожизненно голодными псами.

Мертвая Гавань простиралась вокруг, а Куртом, как обычно, овладело странное, почти мистическое состояние. Нечто похожее, нужно думать, ощущали медиумы во время спиритических сеансов. Нечто кладбищенское. Это определение более всего соответствовало состоянию Курта. Он ни разу в жизни не бывал на кладбище (под Куполом не хватало места живым, что уж говорить о мертвых; в земле своих усопших хоронили жутко обеспеченные граждане, поплевывающие на Мертвую Гавань с какого-нибудь верхнего Яруса; кладбища, расположенные в Ульях, находились, по иронии судьбы, сотнями метров выше бренной земли), но не сомневался, что среди тысяч забытых могил его охватило бы схожее чувство.

Вокруг, обступив дорогу, стояли те же склепы. Могильные камни. Богатые особняки умиротворенно-пастельных тонов: черные окна, двери мореного дуба, вечнозеленые лужайки с декоративными клумбами. Строгие скамеечки. И — все. Ни качелей, ни беседок, ни позабытых на ступенях игрушек. Даже днем здесь не звучал детский смех.