Читать книгу "Великолепная корпоративная вечеринка - Наталия Левитина"

Но если отсутствие Инги и искренние переживания за ее судьбу не помешали вчера гостям виллы плотно позавтракать, пообедать и поужинать, то приступать к трапезе без любимого начальника не позволяли законы субординации.

Над изящно сервированным столом висело молчание. Голодная публика терзала взглядом пышущие жаром кофейники, блюда с тарталетками, рогаликами и бутербродами. Все напряженно сглатывали слюну.

Посылать за Лунским Олесю было как-то неловко – Аркадий Игоревич был достаточно зрелой личностью, чтобы самостоятельно определить, когда ему спускаться к завтраку.

– Кхммм, – поднялся с места Матвей Денисович. – Пойду намекну? А?

– Ой, ну дайте человеку спокойно побриться, – запротестовала Агнесса. Она звонко чихнула. Вечернее купание в ледяной воде давало результаты. – Ой, простите!

– А шо же вы не кушаете? – заволновалась Олеся, локомотивом выволакивая из кухни в столовую очередной вагон еды. – Стынет же!

– Сейчас начнем, – улыбнулся горничной Матвей Денисович. – Дождемся шефа и…

– А Аркадия Игоревича нету! – обрадовала Олеся. – Гуляют!

Вздох разочарования пронесся по столовой.

– Какое пренебрежение! – вполголоса возмутился Тимур. – Мы, как идиоты, не начинаем без него. А барин гуляет! Матвей Денисович, вы первый зам. Идите и призовите нашего босса к порядку! Уже десять часов! Жрать вообще-то охота!

– Ладно, я пошел, – прогремел Силютин.

– Тимур, как ты можешь в подобном тоне говорить об Аркадии Игоревиче! – удивилась Агнесса Михайловна. – Так непочтительно!

Тимур скорчил в сторону бухгалтерши страшную рожу под кодовым названием «злобный хорек» и мелко поцокал зубами. Личный косметолог ужасно бы расстроился, увидев гримасу Тимура, ведь в лицо клиента было вложено столько труда – маски, массаж, витаминные инъекции…

Выходка юриста, презревшего приличия, указывала на плачевное психологическое состояние контингента. Исчезновение Инги, ее безрезультатные поиски всех выбили из колеи. Нервы «кенгурят» были взвинчены…

Траектория движения Матвея Денисовича за пределами столовой легко контролировалась: в процессе поисков Силютин оглашал окрестности чарующими воплями. Сам Карузо позавидовал бы этому сочному тембру!

Но саманкульский соловей вернулся ни с чем. Матвей Денисович опустился на стул, налил себе кофе и отправил в рот бутерброд с икрой. А потом и с семгой. Все с тревогой наблюдали за его наглыми манипуляциями.

– Дежавю, – объяснил Силютин свое разнузданное поведение.

– Что? – насторожились коллеги.

– Все это со мной уже было. И не так давно. Вчера! Вчера я точно так же бродил по берегу и искал. Но не Лунского, а Ингу…

– Матвей Денисович, – испуганно прошептала Агнесса и закрыла рот рукой. – Вы хотите сказать…

– Господа! – трагически оповестил Силютин. – Наш любимый шеф, наш драгоценный начальник тоже исчез!

Маша открыла дверь. На пороге стояла Брунгильда. Она выглядела очень грустной. Тоскливое выражение глаз подчеркивалось ярко-розовыми тенями – глаза казались воспаленными от слез. Зато волосы у девушки были почти естественного цвета – лиловыми. Это, несомненно, свидетельствовало о личностном росте Брунгильды: зеленый и фиолетовый она оставила в прошлом. Мария даже надеялась, что наступит светлый день, и она увидит знакомую, перекрашенную в каштановый цвет. Да и ресницы у нее будут черными, а не изумрудными, как сейчас, например.

– Драствувать, – вежливо поздоровалась Брунгильда.

Русский ей не поддавался. Английский – подозревала Маша – тоже. Потому что, когда Брунгильда, устав от односложного общения на великом и могучем, вдруг срывалась на сумбурную английскую речь с вкраплениями французских и итальянских словечек, понять ее было трудно. Произношение Брунгильды было так же далеко от оксфордского, как Магадан от Парижа.

Национальные корни Брунгильды оставались нерассекреченными. Валдаев заявлял, что в подруге, как в хорошем коктейле, смешана румынская, гавайская и шведская кровь. Каким образом он сумел различить подобные нюансы, оставалось загадкой. Маша, однако, думала, что Брунгильда англичанка, или француженка, или голландка. Или, на худой конец, немка. Или даже итальянка. Да, размышлять об этом пестроволосом и глазастом чуде можно было бесконечно.

До встречи с Валдаевым, как тот объяснил друзьям, девушка колесила по Европе, вела праздный образ жизни, подвизалась в акциях «Гринпис», участвовала в парадах феминисток, трансвеститов, лесбиянок и знатоков ирландской культуры. Иными словами, тунеядствовала.

Зато в России судьба жестоко посмеялась над свободолюбивой европейкой. Валдаев бесчестно эксплуатировал девицу, упиваясь ее молчаливой любовью. Брунгильда влюбилась в сыщика как кошка. Наверное, именно это сейчас и нужно было Александру, потому что месяц назад его возлюбленная Пульсатилла бесследно исчезла. Отгоревав по утраченному персидскому сокровищу, Валдаев в конце концов понял, что вывезенная из Европы рабыня представляет собой полноценную замену.

Брунгильда была: а) предана; б) молчалива. Великолепные качества! Именно они всегда так импонировали Александру в Пульсатилле. Но Брунгильда к тому же быстро научилась гладить рубашки и жарить отбивные, чего от Пульсатиллы, естественно, Валдаев никогда и не пытался добиться.

Оставалось только удивляться любовным чарам сыщика, сумевшего так околдовать иностранку, что та забыла и о вольной жизни в Европе, и о принципах эмансипированной женщины и впряглась в лямку подневольной русской бабы…

– Ты чего грустишь? – удивилась Мария, пропуская Брунгильду в квартиру.

У Маши, напротив, настроение было чудесным. Во-первых, дети были у свекрови. Во-вторых, муж был на озере. В-третьих, она заказала по телефону в кофейне ореховый торт, и его вот-вот должны были доставить. Расточительство, конечно, не дай бог свекровь узнает, как Маша тратит семейный бюджет. Но ведь буквально в следующем месяце «Консул» отстегнет ей невероятную сумму денег!

– Поесть? Еда? Ням-ням? – спросила Брунгильда.

– Макароны.

– Макароны! Да! Да!

Подогретые в микроволновке макароны ушли на ура.

– Сейчас привезут торт. Постой, – поняла вдруг Маша. – Ты голодаешь? Валдаев что, тебе денег не оставил?

– Деньги? Нет. Найн, ноу деньги.

Возмущение охватило Марию. Как бесчестно поступил Александр! Сначала заманил бедную девочку в российскую тундру, потом бросил без средств к существованию!

(Возраст Брунгильды не поддавался определению, а сама она не давала на этот счет внятного ответа. Наверное, ей было в районе двадцати – ведь в фарфоровых глазах Брунгильды не отражалось ничего, кроме ее зеленых ресниц и безграничной любви к Валдаеву. А если бы девушка была постарше, ее взгляд был бы более осмысленным, а любовь к Валдаеву – менее слепой. Так полагала Мария.)