Читать книгу "Молитва из сточной канавы - Гарет Ханрахан"

– Почти полдень, – пожаловалась Эладора. – Надо бы сходить…

ГДЕ ОТКРЫВАЮЩАЯ ГДЕ НАША СЕСТРА НАША СУТЬ НАША ТЕНЬ

Шум разметал Кари. Несравнимо громче, бесконечно ближе, чем удар грома. Она пошатнулась, наверняка это выстрел – прямиком в голову с близкого расстояния. Ничто другое не вызовет такой всепоглощающий грохот. Или на город обрушилось какое-то алхимическое оружие всеобщей погибели, драконья бомба, навроде той, что поразила Джашан. Она заелозила ладонями по лицу, ощупью искала кровь, разверстую рану. Может, вообще все ее кости растолкло взрывом в порошок?

– …На, – произносит Эладора, не ведая о кромешном разрушении Кари.

Пятьсот сорок четыре пары ног проходят по телу Кари. Черви копошатся под ее кожей, собираются в огромный ком в животе. Снуют сквозь распростертые руки. Шелестят сквозь пустоты в ногах. Позвоночник – это канат, великаны дергают за него и звенят ее головой. Она высотой четыреста футов, валко колышется над городом. Она чует едкий запах алхимических литейных цехов, видит острова в гавани, крапинки судов на фоне бликов полуденного солнца в воде.

…Обед…

Двое людей, один из них очень стар и слеп, мужчина и женщина. Опять рясы жрецов. Их тоже сейчас убьют, размотают у нее на глазах? Она не вынесет на это смотреть. У женщины под накидкой кольчуга. Можно ощупать любое колечко, любую заклепку. Прочувствовать вес меча за поясом и пистолета на правом бедре. Она знала, что женщина сильно устала и недавно мылась, избавлялась от пыли улиц и подземных туннелей. Пахло свежей водой, застоялым ладаном и слегка пованивало мочой из-за постыдного недержания старика. Кари воспринимала и слабость его ног, и ломоту в хрупких птичьих костях – совсем хилой опоре, и бешеную тревогу, стучавшую в сердце, пока он внимал докладу, – но слов женщины не услыхать. Слова потеряны.

Вот женщина поднимает на Кари глаза – как это у нее получилось, ведь взор самой Кари разбросан миллионом осколков, но все-таки смотрит – и ее застилает огонь.

Кари лежит на земле. Ноги – как намокшие струны. Понятно, она поранилась до синяков и крови. Она что, сверзилась со ступенек и падала до самого низа? Нет, Мирен на месте, он подхватил ее, не дал убиться насмерть. Она попыталась заговорить, во рту вкус рвоты. Ошарашенная Эладора неуклюже ищет блокнот, будто Кари всего лишь образец для наблюдений. Кругом толпа, ахает, перешептывается.

Дурнота, словно миллион мурашей, ползает в животе, сквозь вены, облепляет сердце, неуклонным маршем взбирается по хребту. ЧУ ПРЕДВЕСТНИЦА КРОВЬ МОЕЙ КРОВИ ДИТЯ МОЕГО ДИТЯ ВЕРНУЛАСЬ РАДИ ВОЗВРАЩЕНИЯ

– Заберите меня отсюда, – взмолилась Кари. Череп грозил расколоться. Перед глазами троилось, не меньше – как если бы мир разбился на стеклянные призмы. Накатила очередная волна тошноты, три волны, захлестывали, сталкивались. Кажется, она закричала, а может, нет. Больше она не чувствовала свое тело, она слишком велика, искусственные, твердокаменные распорки смели ее плоть и кости. Подцепила заразу от Шпата, в помрачении подумалось ей.

Мирен с Эладорой ее подняли, понесли в гору – это кратчайший путь до университета, но с каждым шагом боль нестерпимо росла. Бой трех кувалд вминался ей в голову, снова и снова.

– Вниз, вниз, – просипела она. Неясно, слышно ли им, неизвестно, сохранился ли язык, чтоб ей разговаривать. Она ослепла, но почувствовала, как солнце меняет положение на лице, и догадалась – ее поняли. Если б могла, она возблагодарила бы богов.

Они враскачку поковыляли вниз по склону, по спускам улочек и каскадам лестниц, к прибрежью Блестки. Видения схлестывались и сражались друг с другом в сознании Кари, но с каждым шагом их давление спадало, пока неожиданно они не исчезли все сразу, и тогда все разом стихло.

Мирен почувствовал ее облегчение и отпустил Кари. Эладора пошатнулась от добавочной тяжести, и Мирен втолкнул их в переулок.

Он держал высвободившиеся руки неподалеку от ножа и провожал взглядом горстку людей из толпы, которые увязались следом, пока они наспех спускались. Вероятно, некоторые заметили не только то, как пьяной студентке поплохело под сенью святейших городских храмов.

Кари сплюнула, избавляясь от рвотных привкусов. Сердце неслось во всю прыть, она до изнеможения устала, но другого вреда, кроме головной боли, это, вернее, эти – видения – вроде не причинили. Тем не менее она лежала на обочине и чувствовала себя разбитой вазой. Ее куски снова склеили, но не было уверенности, что они опять не развалятся.

Эладора строчила в записной книжке.

– Ровно… полдень.

– Я разговаривала?

– В некотором роде. В основном несла чушь. Я все записала.

– Дай посмотреть.

Эладора отдернула блокнот.

– Сначала пусть посмотрит профессор Онгент.

Сейчас нету сил спорить.

– Замечательно.

– Ты что-нибудь видела? – Перо Эладоры дрожало.

– Целый хор картин… в основном про церковь. Почему я вижу церкви?

– Боги зовут скиталицу домой, – предположил Мирен. Первый раз он заговорил при Кари. Голос у него писклявее, чем она ждала, моложе и со смешинкой.

– Сомнительно как-то. – Кари подняла глаза на Священный холм. Лучи солнца ослепительно отражались от белого мрамора трех великих соборов, закружилась голова. Невыносимо представить обратный путь в университет той же дорогой.

Мирен помог ей привстать. Она привалилась к нему и позволила довести себя до кафе на углу. Эладора заказала всем троим, и от еды стало лучше. Кари сожрала все до крошки. Эладора элегантно обкусала сэндвич и половину оставила на тарелке. Мирен свою порцию расчленил: отделил мясо, хлеб и наполнитель, распихал по тарелке так, чтобы составные элементы лежали поодиночке и не соприкасались – а потом съел все по очереди. Кари своровала остатки у Эладоры и тоже проглотила. Через какое-то время она более-менее почувствовала себя собой.

– Пойдемте обратно к университету, – настойчиво молвила Эладора, поднимаясь со стула. Подскочил кто-то из обслуги, и она оплатила счет монетой, которой хватило бы Кари на взнос за свою половину Шпатовой квартиры за бо́льшую часть месяца.

– Не сразу, – сказала Кари. И двинулась на спуск, через Дол Блестки, выбрав кружной путь домой, лишь бы подальше от кошмаров Священного холма. Эладора поспешала следом, пугаясь опасных улиц, как прибитый щенок. В страхах родственницы Кари черпала злорадное удовольствие – с Мойки Эладора улепетывала бы с криком. Мирен шел на расстоянии от них, блуждая в собственных мыслях.

Они выбрались на улицу Философов, главную дорогу района, и толчея здесь сгустилась. По улице громыхала вереница повозок. На борту каждой – знак гильдии алхимиков. Красные флажки предупреждали об опасности, и народ расступался, пропуская повозки, подобно тому, как тает тонкий лед, стоит поднести раскаленное железо. Кари почудился странный отголосок того, что нашло на нее под звон церковного колокола. Повозки накрыты, но она догадывалась, что в них – обугленные обломки и горелые доски Палаты Закона. Точечные ранки на лице начало жечь, а из желудка поперла болезненная дурнота.