Читать книгу "Турнир Тринадцати женихов - Ольга Шестрова"

Он поцеловал меня в губы, прижимая к себе, когда я от неожиданности покачнулась на каблуках. Мне следовало ударить его по щеке, несильно, и закричать, что это непозволительно, я принцесса, за мой единственный благосклонный взгляд бьются тринадцать женихов, то есть двенадцать, конечно. Но вместо этого я неумело и осторожно ответила ему.

И поняла, какая частица меня сломалась на Снежном карнавале: ставшая со временем совершенно слабой уверенность в предначертанном счастье. Кажется, счастье придётся искать, не обращая внимания на Ясень и легенды о демиургах, все вместе взятые. Может быть, и подраться за него. Вот только с кем?

И тут пиявка, будь она неладна, ввинтилась в его язык, я дёрнулась, Максим вскрикнул, я вытащила тварь из его языка и ткнула в свой. Но она… сломалась! Я понимала, что он говорит, но ответить не могла. Сунув сломанную пиявку в карман, я покивала ему. И он, ничего ещё не зная, повёл меня вниз к этому, двухколёсному средству передвижения. Я прыгнула в седло позади Максима, и мы взлетели в синеву вечера.

Не помню, как мы неслись к нему домой, я этого не заметила. Свобода, которую я разрешила себе, была непривычной и невозможной. Я закрывала глаза, от снежинок, бьющих в лицо, и отделяла себя от мыслей, заставляющих краснеть.

А Максим кричал мне сквозь снег и шум мотора, слегка обернувшись, как я красива.

О том, что волосы мои — заря, пронзённая лучами солнца. Глаза вобрали неба синеву, а губы алеют, как ягоды в раю.

Его слова сплетались в странные строки, кажется, в стихи, с необычными рифмами, ведь это был чужой язык, и временами я не слышала слов, видимо, пиявка не справлялась с переводом.

Максим притормозил у дома-кубика. И обернулся ко мне. Как описать, что я чувствовала? Целоваться было очень больно, ранку на языке щипало немилосердно, но и остановиться было невозможно. Нежность наполняла тело удивительной мелодией. Я начинала понимать, что имел в виду Митиль, сказав, что я должна оторваться.

Мне было хорошо.

Комок страхов внутри распадался.

Максим подхватил меня на руки, торопливо ткнул ключом в дверь и внёс меня в крошечное помещение с блестящими створками дверец, теперь уже шепча слова, облепляющие меня нежностью.

И хотя следом за нами вскочил какой-то странный тип, Максим не выпустил меня из рук, не оторвался от моего языка. Аромат корицы и шоколада перебивал душный запах белых лилий.

В узком и низком жилище Максима был слишком яркий свет. Больше я ничего не разглядела, решив дойти до той черты, до которой он посмеет добраться. Постель была жёсткой. Это слегка меня отрезвило, и я зашептала заклинания, активирующие кулон, ограждающий от болезней и нежданных обстоятельств. Подруги по университету подарили, а сейчас он пригодился, впервые в жизни. Магия в этом мире казалась песком на зубах: её было очень мало, и она не собиралась в одно целое. Но я пыталась несколько раз, и кулон порозовел.

— Что? Что ты говоришь? — привстал надо мной Максим.

Я ткнула в свой язык и помотала головой.

— Ответить не можешь? — удивился он и исчез, принёс мне лист бумаги и карандаш.

При виде обыкновенного карандаша я так обрадовалась, словно нашла в чужом мирке родного человека! Но писать на языке мира Митиля я не умела, как и читать.

Снова покачала головой.

— Так сильно поранилась? — огорчился Максим.

Я помотала головой, как глиняная игрушка. И попыталась распрямить хвостик пиявки, но тот совсем отломился. А если положить тварь на язык? Я попробовала… и смогла произнести только скрипуче некрасиво и едва понятно:

— П-п-пр-р-родолж-ш-шай… — больше ничего не выходило сказать.

Но ему, видно, хотелось слышать только это слово, он снова обнял меня, и мы начали с того же самого места, где остановились.

Я прислушалась к своему телу, когда Максим выпустил меня из объятий.

Мой вечный страх растворился, было немного больно телу, но очень спокойно на душе. Могла ли я влюбиться в этого человека? Не должна была, но испытывала глубокую нежность, он казался мне таким важным и огромным, что заслонял от меня все семь миров и этот странный мир Митиля.

Я вгляделась в его лицо: глаза стали серо-синими, цвет морской воды в бурю, по ним проскальзывали золотые искорки, губы припухли и покраснели.

Почему я рискнула?

Восхищение.

Именно оно сломало мой страх перед любовью, страстью. Но не обошлось без ароматов.

Свет стал теперь неярким, и тени неожиданно наложились на лоб и щёки Максима. В этом смешении света и тени мой возлюбленный показался мне копией моего отца. Значит, не только лилии виноваты. Забавно получилось! Андреас соединил нечто из приворотных ароматов, а голову я потеряла от другого парня! От его слов, от его музыки.

Я хотела поцеловать его, но он резко отстранился и сказал:

— Я женат, Саша. И не собираюсь врать, что не люблю свою жену. Я люблю её.

Страх набрал множество новых нитей в моей душе и теле, превратившись в острое и страшное создание, рвущее меня изнутри. Какая глупость! Как я могла так забыться?! Никакие приворотные ароматы не оправдают меня.

Восхищение?

— Это не было наваждением. Ты мне понравилась. Очень. Признаю, что я позволил себе влюбиться. Но ты понимаешь, что должна уйти. Тем более Митиль уже порвал трубку, названивая мне, он ждёт тебя у подъезда, — спокойно проговорил Максим.

Одежда! Где это отвратительное платье? Я натянула какое-то противно пушистое покрывало до подбородка и знаками показала, что мне нужно одеться. Максим быстро спрыгнул с постели и принёс мне платье, рубашку, жёсткий корсет, шёлковые чулки, мои панталончики с кружевами и туфельки. Стыд какой! Я кое-как оделась, подхватила куртку Митиля, брошенную на пол перед дверью и дёрнула створку, ломая ногти.

— Подожди, я открою, — Максим всё ещё был совсем голый, но кроме отвращения и стыда его вид ничего не вызывал, он попытался поцеловать меня на пороге, я уклонилась.

Пользоваться штукой с блестящими дверцами я не умела. К счастью, какая-то бабулька вошла в них, я скользнула следом.

— Тебе вниз, милая? — прокряхтела старушка.

Я усиленно покивала. Дверь на улицу тоже открыла эта старая дама, нажав на круглую штуковину.

— А я жду, жду вас, принцесса! — сгрёб меня в охапку очень высокий и очень широкий тип. — Не вздумайте орать, ваше высочество! Если ваш герой-любовник и выскочит, в чём мы очень сомневаемся, мы его убьём.

Я бы упала, если бы он не удержал меня на весу.

— Отлично, она язык от страха проглотила, — пробасил второй выше и толще первого.

— Скорее всего, языковую пиявку сломала, когда целовалась, хлипкие штуки, — ответил тот, что держал меня на руках.

Они были в полумасках серого размытого цвета. Это радовало. Хоть меня, кажется, похищали, но убивать, вроде бы, не собирались, иначе лица бы прятать не стали.