Читать книгу "Неизвестный псевдоним Бога - Юлия Ефимова"

«Перед отъездом я поставлю в рабочую сеть вирус, и через пять дней он сожрет все разработки, останется только один рабочий образец у меня. Для меня главное – безопасность, для меня и моей женщины. Нужна пластика и новые документы».

«Снова женщина, – подумал Клим, вспомнив о Таше. – Вот что он в ней нашел? А пять дней прошло?» – Клим в уме посчитал, когда Юрка въехал в Россию, выходило, прошло. Получается, страшное изобретение сейчас есть только в одном экземпляре.

– Судя по панике, чип не нашли? – спросил Клим.

– Нет, – махнул головой Максим. – Передача изобретения, а также исчезновение Юрия и его женщины были назначены на следующий день. Мы боялись, что за ним следят, хотя не заметили ничего. Необходимо было, чтоб вирус в сети лаборатории начал действовать одновременно с его исчезновением, тогда ничего никто не успеет предпринять, а это 9 утра по Москве. Немного не дотянули. Вот сейчас три вопроса: где чип, кто убил Юрия и успели ли сохранить данные в Карловых Варах, узнав о смерти сотрудника.

– Ну, если следили, то успели, – рассуждал Клим. – Хотя с Европой разница два часа, в Чехии было 7 утра, когда заработал вирус, возможно, и хотели, но оставили это на рабочее время. Ну а чип у того, кто убил Юрия, осталось только найти этого гада. Кто женщина Юрия? – вдруг спросил Клим.

– Мы этого не знаем, он охранял эту информацию сильнее, чем сведения о чипе, – ответил Макс. – Очень он её любил.

– С чего ты взял? – разозлился из-за таких выводов Клим, подростковая ненависть к красивой девочке Наташе Петровой вернулась, словно ему вновь шестнадцать лет.

– А вы прочтите его последнее письмо, – сказал лейтенант.

Клим снова заглянул в папку.

«Если со мной что-то случится и я не смогу добраться до города Н, прошу предоставить охрану и защиту моей женщине, сведения о ней я вам предоставлю в экстренном случае».

– Получается, думал не о себе, а о ней, да и вообще она у него в каждой строчке, – сказал сентиментально Макс.

– Вот только стоила ли она того – это вопрос, – тихо сказал Клим, но, стряхнув Наташу Петрову как наваждение, продолжил сбор информации. – Как его убили, вы что, наружку не ставили? – справедливо заметил он.

– Конечно, ставили, но очень аккуратно, ваш друг нас напугал, что работают профессионалы и они вмиг заметят наружное наблюдение. Причем он уверял, что пока он ведет себя как обычно, не вызывая никаких подозрений, то и трогать его не будут, а лишнее внимание к его персоне вызовет много вопросов. Мы работали только на вход и выход из гостиницы, плюс ко всему в соседнем номере жили наши сотрудники под видом семейной пары. Но гостиница устроена очень специфически, и хоть двери у номеров рядом, балконы все же выходят на разные стороны, поэтому они не видели, что случилось.

– Гости у него были?

– Да в том-то и дело, – смутился лейтенант, потому как тут, видимо, и был промах хорошего мужика майора, – не знаем мы.

– Как?! – От удивления Клим аж подпрыгнул на месте.

– Стечение обстоятельств, – попытался оправдать провал Максим. – У женщины дежурившей ребенок в больницу попал, она позвонила майору и отпросилась. Мужик, что её мужа играл, слабый на алкоголь, про него все знают, но ведь он с коллегой был, она следила, а как только она убежала, он и натрескался из мини-бара, спал беспробудным сном.

– Хорошо, а на входе стояли, они заметили кого?

– Да, видимо, тоже в машине уснули, потому как говорят, что не видели никого. Врут, конечно. – Махнул рукой Максим. – Как пить дать врут. Подумали – ночь, там у номера дежурят, вот и захрапели.

– Хорошо, а камеры?

– Вы забыли? Это вам не Москва, это город Н, здесь камеры две, одна на мэрии, другая на доме мэра, причем на мэрии, скорее всего, не работает.

– Двадцать первый век, – прикрыв лицо рукой, сокрушался Клим. – У вас такая операция образовалась, в Москве о такой бы только мечтали, а вы её на коленке решили сделать. Край непуганых ворон, правильно твоему майору головомойку обещают. Я бы своих подчиненных за это вообще бы уволил.

– Он не мой, – обиженно сказал Максим, – но майор тоже свой, и бросать человека, когда его клюют, – предательство.

– Значит, надо найти убийцу и всем помочь, – примирительно сказал Клим, понимая, что перегнул.

– Если убийца залетный, то, скорее всего, исчез из города, – вздохнул Максим.

– Да нет, не прав ты, тут, друг мой, есть одна мысль. В детстве Юрка был очень влюблен в свою одноклассницу. Она, к слову, не скрывает, что за день до убийства встречалась с ним, зачем не говорит, а несет какую-то ерунду. Поговорить с ней я толком не успел, но в жизни Наташи Петровой в последнее время стали происходить странные события, которые говорят о том, что наш убийца не получил, то, что хотел.

– Слишком путано, зачем убивал тогда? – сказал Максим.

– А ты знаешь, говорят, что случай – псевдоним бога, но мало кто знает, что есть еще один, забытый псевдоним – Великий сочинитель. Жизнь порой намного запутанней и интересней, чем любой самый мудрёный книжный сюжет, и Великий сочинитель запутывает судьбы и людей порой так тесно, что кажется – так быть не может.

В этот момент откуда-то сверху послышался голос, ставший за сегодняшний день болезненно родным. Клим даже решил, что сходит с ума и девочка из детства ему мерещится, но, подняв голову вверх, потерял дар речи, да что там, на мгновение отключилась даже способность соображать. Потому что факт, что Наташа Петрова сидит над его головой на развесистой ветке черемухи, никак не помещался в сознании. Не зная, что делать, Клим просто закричал, приказывая ей срочно слезть оттуда, чтоб хоть как-то поставить мир на место, но невезучая Петрова испугалась его окрика и полетела вниз. Мир, который так и не встал на место, рухнул еще ниже, потому что под древом было много строительного материала, а Петрова хоть и возобновила в нём юношескую ненависть, не угасшую полностью за эти годы, всё же была человеком, женщиной, красивой женщиной.

Станица Александро-Невская, июль, 1919 год

Дмитрий Малама понимал, что умирает, но воспринимал это как данность. Июль на удивление был холодным, но одеяло на лазаретном настиле под ним было всё мокрое, хотя, возможно, это была кровь – не было сил посмотреть. Где-то совсем недалеко шел бой, Дмитрий же, возглавляя атаку своей конной сотни на большевицкие пулемёты, был ранен, и дорогой друг Семен Первальский вытащил его из боя на лазаретные линейки, что были неподалёку.

– Держись, – напоследок сказал ему он. – Я скоро вернусь и отвезу тебя в госпиталь в Царицын. Вот увидишь, мы еще повоюем.

Семен, дорогой Семен, сколько вместе боев они прошли, сколько врагов уничтожили. Он смотрел на Дмитрия как на героя, восхищаясь каждый раз его доблестью и отвагой, которой славился Дмитрий Малама в бою. Неведомо ему, что вся смелость и бесстрашие – это всего лишь поиск скорейшей смерти. Как истинный христианин, Дмитрий Малама не мог совершить грех и покончить со своей жизнью, поэтому неистово искал её в бою. После известия о расстреле царской семьи жизнь для него перестала иметь смысл. Ноющая боль в сердце не отпускала ни на минуту, а мысль о том, что её уже нет, заставляла его выть на луну как собаку, потерявшую хозяина. Когда-то Дмитрий подарил Татьяне французского бульдога по кличке Ортип как символ, что независимо от обстоятельств Дмитрий Яковлевич Малама предан цесаревне Татьяне Николаевне навсегда. И вот её нет, совсем нет, она не вышла замуж за иностранного принца, не уехала из страны – её расстреляли в подвале старого дома Ипатьева в Екатеринбурге. Боже, как страшно и нелепо, как ужасно, что молодых девочек убивают, в чем они успели провиниться в этой жизни?! Дмитрий хоть и был военным, но ненавидел войну всей душой. По его мнению, война – это самое ужасное, что может случиться с людьми. Потому как именно на войне, вольно или невольно, но люди перестают быть людьми.