Читать книгу "Стрелок. Путь в террор - Иван Оченков"

– А на что она вам?

– Любопытствуешь?!

– Ой, молчу-молчу…

– Ладно, слушай, раз пожелала… В жертву я ее хочу принести!

– Как это? – изумилась гадалка.

– Не знаешь как?

– Так для жертвы девушки нужны невинные, – проявила осведомленность мадам Ряполова.

– Ты меня еще поучи, – усмехнулся Посланец. – Эти «невинные» иной раз такие лярвы в душе, что самому замараться недолго! Да и какая в чистоте корысть, если соблазна в жизни еще и не было? А вот у соседки твоей душа чистая, несмотря на то что такая, как ты, рядом!

С такими доводами старая аферистка, будучи дамой многоопытной, не могла не согласиться, однако было еще одно обстоятельство, которое она никак не могла упустить.

– Она мне денег должна, – робко, но вместе с тем настойчиво заявила гадалка.

– Много?

– Да почти тринадцать рублей…

– Н-да, – задумчиво протянул Посланник. – А может, мне тебя в жертву принести? Там только обряд чуть-чуть изменить и пентаграмму по-другому нарисовать. Оно, конечно, Хозяину не так по вкусу придется, однако же на безрыбье и карася можно раком… У меня и нож с собой, а свечи ты сама запалила!

– Ой-уй-ей! – завыла мадам Ряполова, проклиная свою жадность. – Не надо, миленькой! Я отслужу, отблагодарю…

– Отслужишь, куда ты денешься!

– Отслужу-отслужу, касатик, Христом-богом клянусь… ой…

– Вот лахудра! – потерял терпение молодой человек и с руганью потянулся за пазуху. – Ты еще святой водой на меня полей, дура!

– Ой, прости-прости, милай, – чего по глупости не ляпнешь! Чем хочешь клянусь, не стану более Его поминать, и Анну твою не трону…

– Не мою – его, – Посланец с изуверской улыбкой показал пальцем на пол, отчего гадалке стало совсем худо. – Ладно, утомился я с тобой, ведьма. Живи покуда…

– Благодарствую, милостивец!

– Прощевай, старая…

– Ой, а ты не тот ли солдат, что давеча у соседки моей был? – признала, наконец, незнакомца мадам Ряполова и тут же прикусила язык, но было поздно.

– А хочешь, я к тебе завтра околоточным явлюсь, да еще с городовыми? – вкрадчиво поинтересовался Будищев. – Я чаю, немало интересного можно будет найти, а?

– Что вы, что вы, – замахала руками женщина, – я это так, к слову…

– Ты бы попридержала язык свой, пока я его у тебя не отнял!

– Молчу-молчу.

– То-то! – криво усмехнулся молодой человек и подкрутил ус. – Прощайте, мадам, наша встреча была ошибкой! Но в сердце моем вы оставили неизгладимый след, и я вас не забуду!

Совершенно сбитая с толку аферистка лишь хлопала глазами в ответ, а ее нежданный гость в очередной раз переменил манеру разговора и жестко добавил:

– А если ты меня, карга старая, где не надо вспомнишь, то я тебя на британский флаг порву, уяснила?

Этот язык мадам Ряполова понимала хорошо, и когда ее гость собрался выйти, бочком скользнула к нему, держа в руках свернутый в трубочку ассигнационный билет.

– Возьмите, не побрезгуйте…

– Ты что меня – с полицией спутала? – презрительно улыбнулся Дмитрий.

– Ну, что вы, господин, я только из уважения, – испуганно пролепетала гадалка и добавила к катеринке еще четвертной[33].

Мастер механического цеха завода господ Барановских – фигура для простых рабочих немалая. Поэтому господин Егор Никодимыч Перфильев привык держать себя с достоинством, приличным своему возрасту и положению. Рабочие при виде его снимали шапки и, здороваясь, низко кланялись, и ни при каких обстоятельствах не смели сквернословить. За такое легко можно было получить штраф, а заработок у них и так был невелик. Также Никодимыч не терпел пьянства, лени и неаккуратности в работе. Впрочем, зря он никого не наказывал, поскольку человеком был справедливым. По крайней мере, в своих глазах.

Хозяин завода своего доверенного человека ценил, платил ему недурное жалованье, и все это позволяло Перфильеву с оптимизмом смотреть в будущее. Двух старших дочерей он удачно выдал замуж, причем за людей вполне почтенных, а не за какую-нибудь голытьбу! Младший же – любимец отца – скоро должен будет окончить гимназию, а там, глядишь, отучится в университете и сам станет барином. Главное, чтобы не забаловал Аркашка…

Окинув строгим взглядом цех, мастер удовлетворенно кивнул и двинулся дальше. Все были при деле, никто не бездельничал, не точил лясы, зря получая жалованье. Разве что Прохор подозрительно отворачивался в сторону и старался не попадаться начальству на глаза. Наверняка успел, подлец, похмелиться с утра и теперь делает вид, что все в порядке. Ну да ничего, пусть работает покуда, а за «наградой» за его художества дело не станет. Все прочее вроде было в порядке, хотя…

– А что это я Семки не вижу? – подозрительно спросил он у одного из разнорабочих, старательно выгребающего металлическую стружку из-под станка.

– Только что здесь был, Егор Никодимыч! – сдернув с вихрастой головы драный картуз, отрапортовал мальчишка, наивно хлопая небесно-голубыми глазами.

– Врешь, поди, – нахмурился мастер.

– Святой истинный крест! – тут же побожился парень.

– И как у тебя язык повернулся, богохульник, – даже сплюнул от отвращения Перфильев и скорым шагом пошел к выходу.

Пропажа нашлась там, где и ожидалась. В небольшой пристройке к основному цеху, где прежде была кладовая для разной мелочи, а теперь находилось царство непонятно откуда взявшегося и неизвестно для чего нужного на заводе гальванера. Будищев с самого первого своего появления служил источником головной боли для мастера. Хозяева велели оказывать ему всяческое содействие, но объяснять ничего не стали. А тот и вовсе держался так, будто он не простой рабочий, а по меньшей мере – инженер. Шапки ни перед кем, включая самих Барановских, не ломал, спины не гнул. Но самое главное, был непонятно чем занят, а это бесило мастера больше всего.

Посреди гальванической мастерской на большой треноге стояло главное занятие Будищева – прототип новейшей митральезы, им же самим и сконструированной. Большой ствол, заключенный в кожух водяного охлаждения, грозно смотрел на кипящего от возмущения Никодимыча, а отполированные до блеска детали замка задорно поблескивали в пробивающихся сквозь мутные стекла лучах солнца.

Злиться было от чего – наглый гальванер, вместо того чтобы заниматься делом – доводить до ума картечницу, мастерил какую-то непонятную штуковину, а что хуже всего – отвлекал от работы Семку. Мальчишка завороженным взглядом смотрел, как ловко Дмитрий изолирует провода, затем укладывает в каком-то строгом, одному ему ведомом порядке в жестяную коробку. Что-то припаивает, прикручивает, не забывая сдабривать работу заковыристой руганью, если что-либо не получается или наоборот – если все идет как надо.