Читать книгу "Праведный палач - Джоэл Харрингтон"

Сам Франц никак не комментирует свою первую казнь утоплением, которую он совершил над молодой служанкой из Лерберга, осужденной за детоубийство в 1578 году[125]. Однако он необычайно словоохотлив и даже хвастлив два года спустя, когда вместе с тюремными капелланами добивается отмены этой формы казни в Нюрнберге, ставшей правовым прецедентом, постепенно распространившемся по всей империи. Первоначальное обращение Шмидта к своим начальникам выглядело благоразумным и практичным: река Пегниц в основном недостаточно глубока и к тому же в момент обращения (середина января) «полностью замерзла». Многие члены совета сопротивлялись любым переменам, возражая в ответ, что женщины должны буквально «идти ко дну из кротости» и что молодому палачу следует просто постараться ускорить процесс. Когда позднее Франц предложил обезглавить трех женщин, осужденных за детоубийство, – беспрецедентное наказание для женщин, – некоторые члены совета назвали это слишком благородным и не дающим устрашающего эффекта для такого «ужасающего и слишком частого преступления», особенно с учетом того, что посмотреть на коллективную казнь, вероятно, соберется большая толпа. К счастью, союзники Франца, клирики, предоставили дополнительный аргумент: вода дает силу «злому духу», непреднамеренно продлевая испытание. Его сторонники-юристы совершили переворот, признав, что хотя утопление действительно было заслуженной «тяжелой смертью», но обезглавливание куда более эффективно в плане шокирующего назидательного эффекта, «поскольку при утоплении невозможно увидеть, как ведет себя [осужденный] человек в конце», тогда как обезглавливание дает более наглядный и потому эффективный «пример» присутствующим. «Мостки, которые я освятил, уже были подготовлены для того, чтобы утопить всех троих», – записал Франц в своем дневнике, когда члены магистрата наконец уступили с одним примечательным условием, что после казни палач должен будет «прибить все три головы над большим эшафотом»[126].

В некоторых землях – например, в Цюрихе, как на этой иллюстрации, – бедного грешника топили с лодки. В Нюрнберге палач строил для этой цели временный помост (1586 г.)

Это компромиссное решение послужило образцом для всей карьеры Франца, на протяжении которой он старался уравновешивать требования магистрата к «шокирующим» публику примерам, с одной стороны, и к мягкой упорядоченной демонстрации власти – с другой. Пригвождение к виселице голов или конечностей казненных преступников утоляло атавистическую жажду возмездия и унижения, а устранение публичных пыток из многих традиционных форм казни придало всей процедуре намек на правовой характер и даже сакральность. Все осужденные быть сожженными на костре в последующей карьере Майстера Франца, кроме двух бедных грешников, были сожжены после обезглавливания или вообще избежали костра[127]. В других регионах Германии сожжение за колдовство продолжало бушевать, подобно эпидемии, и лишь изредка удушение предшествовало ему. За все время работы только одна женщина была утоплена Францем (участница особо жестокой и печально знаменитой банды разбойников) и ни одна не была похоронена заживо или посажена на кол в Бамберге или Нюрнберге, хотя обе эти практики сохранялись во многих швейцарских и чешских поселениях в течение по крайней мере еще одного столетия[128]. Вместо этого головы женщин-убийц часто размещались им на виселицах или столбах поблизости, подобно четырем конечностям одного предателя, приговоренного к потрошению и четвертованию, но «казненного мечом из милосердия»[129].

Оставалась только одна традиционная форма публичной казни, которая ставила пыточный аспект в центр внимания: колесование. Как и в случаях с детоубийством, глубокий страх и последующее возмущение, вызванные зверствами особо жестоких грабителей и наемников, часто перевешивали возможность проявить властное спокойствие и умеренность. Толпа ревела в знак одобрения, когда кровожадный разбойник Никлаус Штюллер (он же Черная Сосиска) «был растянут на санях в Бамберге, а его тело трижды разорвано раскаленными щипцами» палачом-подмастерьем. Вместе со своими товарищами, братьями Филой и Герглой фон Зунберг, он убил восемь человек, включая двух беременных женщин, из которых они вырезали живых детей. По словам Штюллера, «когда Гергла сказал, что они совершили великий грех [и] хотел отнести младенцев к священнику для крещения, [его брат] Фила сказал, что он сам будет священником и крестит их, взял их за ноги и ударил о землю». Последующая казнь Штюллера «посредством колеса» от рук Франца выглядит умеренной на фоне казни его компаньонов, «которых чуть позже выпотрошил и четвертовал в Кобурге» другой палач.

Разрывание плоти осужденного раскаленными щипцами и методичное переламывание всех его костей на колесе было наиболее выраженным насилием, которые Францу полагалось применять как профессионалу. Несмотря на то что в смертном приговоре было тщательно прописано количество «укусов» раскаленными щипцами и число ударов во время колесования, палач, похоже, имел некоторую свободу действий, особенно в отношении тяжести ударов. В какой-то момент карьеры Франца начальство в Нюрнберге фактически приказало ему «не жалеть осужденных, а, наоборот, так хватать их щипцами, чтобы они испытывали боль»[130]. Однако даже в случае ужасных преступлений – например, в деле Ганса Допфера, «который убил свою жену, что была на сносях», – председательствующий судья и присяжные часто капитулировали перед просьбами о более милосердном и благородном обезглавливании, поскольку впоследствии тела должны были быть раздроблены и оставлены гнить на ближайшем колесе[131].

Как и в случае с пытками, Франц не распространяется о деталях совершенных им казней колесованием, которых было семь за годы работы подмастерьем и 30 за всю его карьеру. Лишь однажды он упоминает о количестве нанесенных им ударов, остальные же записи посвящает рассказам о многочисленных тяжких преступлениях приговоренных[132]. Однако из других источников мы знаем, что чудовищное испытание бывало довольно продолжительным и вызывало неподдельный ужас у арестованных грабителей. Сам Майстер Франц описывает одного осужденного, который нанес себе увечья: «имея нож [в своей камере], дважды ударил себя им в живот, а затем бросился на него, но не пронзил себя; также разорвал свою рубашку и попытался задушить себя, но не смог это сделать». Магистр Хагендорн, капеллан, пишет в своем дневнике о другом душегубе, который также попытался покончить жизнь самоубийством, чтобы избежать своей судьбы, «нанеся себе три раны на теле посредством инструмента, который он скрыл». Оба разбойника выжили, были вылечены Майстером Францем и в свое время получили назначенное им наказание на Вороновом Камне[133].