Читать книгу "Друзья. Больше, чем просто сериал - Келси Миллер"

«У меня все еще мурашки от этого! Когда она пересекла комнату и поцеловала его, публика сошла с ума», – вспоминала Кауффман.

Популярность «Друзей» превратилась в манию – и это очень подходящее слово, чтобы описать этот момент в истории сериала. Но почему появилась эта мания? Что такого было в Россе и Рэйчел, что заставило зрителей сходить с ума, когда они наконец стали встречаться? И что такого было в этом очень простом шоу о шести друзьях, что так сильно привлекало зрителей?

Конечно, очевидно, что сериал был качественным, а актеры хорошо играли свои роли и трансляция шла в прайм-тайм на популярном канале. То же самое можно сказать и о других сериалах (просто спросите твердолобых поклонников «Хулиганов и ботанов», «Светлячка» и «Неопределившихся»). История телевидения изобилует односезонными чудесами, которые, по мнению многих, были лучше – шоу, которые должны были стать лучше, чем «Друзья», но вместо этого просто исчезли.

Я разговаривала с автором и выдающимся критиком Чаком Клостерманом, который сам является чем-то вроде иконы поп-культуры поколения «Друзей». Однако, когда сериал впервые вышел в эфир, он его не смотрел. В четверг вечером у Клостермана был включен ABC, где показывали «Мою так называемую жизнь». «Некоторое время казалось, что эти два шоу были почти в философском конфликте. Создавалось ощущение, что «Моя так называемая жизнь» была попыткой подтолкнуть людей к проблемам реальности, которые существуют в современности. А «Друзья» казались чисто эскапистскими и веселыми. И этот конфликт, если он и был, очевидно, длился недолго, потому что «Моя так называемая жизнь» перестала выходить, а «Друзья» просто становились все более и более известными», – сказал он мне.

«Моя так называемая жизнь» была поистине революционной драмой и рассказывала об ученице средней школы Анджеле Чейз (Клэр Дэйнс) и ее друзьях через слишком знакомые муки подросткового возраста. Шоу касалось тех же тем, что и «Друзья», но совершенно в другом ключе. Казалось, что эти сериалы не могут существовать на одной планете, не говоря уже об одном и том же временном интервале. В «Моей так называемой жизни» фигурировал персонаж с нетрадиционной ориентацией Рикки (Уилсон Круз, первый открытый актер-гей, сыгравший персонажа-гея), который был метисом, носил подводку для глаз и ходил в раздевалку для девочек в школе. Сериал исследовал не только любовь между друзьями, но и напряжение и сложность, которые неизбежно возникают в этих отношениях. У него даже была своя собственная «будут они вместе или нет» пара: Анджела и Джордан Каталано (Джаред Лето). Эта пара не целовалась на глазах у своих друзей. Вместо этого они целовались в подвале школы, а затем он игнорировал ее до конца эпизода. Как и в случае с «Друзьями», их роман был прекрасен, но в нем присутствовали печаль и разочарование. Джордан не был крабом Анджелы. Он был ее дерьмовым парнем из средней школы.

«Мою так называемую жизнь» обожали критики, но мало кто из зрителей ее смотрел. Клостерман был одним из немногих, кто это делал (пока сериал не закрыли после девятнадцати эпизодов). Он недавно окончил Университет Северной Дакоты и жил в Фарго, работая в газете, которая специально наняла его, чтобы обратиться к этой новой аудитории поколения X, о которой все говорили. Он в одиночестве проводил вечер четверга дома за просмотром «Моей так называемой жизни», но в пятницу возвращался в свой университетский городок Гранд-Форкс, где жили многие его друзья. Они допоздна сидели в баре, возвращались домой пьяными, а затем заваливались в чью-то квартиру и собирались перед телевизором. «Я понял, что они все записали «Друзей» на свои видеомагнитофоны, чтобы посмотреть сериал, когда вернутся из бара ночью. Тогда я впервые увидел один из эпизодов», – рассказывал мне Клостерман. Просмотр шоу стал частью его выходных с друзьями. Именно этим «Друзья» были для многих. «Это стало тем, что люди смотрели, казалось бы, только для развлечения, не вдаваясь в подробности и глубину сюжета. Но когда сериал становится настолько значимым, как это было с «Друзьями», все меняется, и начинает казаться, что в каждом решении героев было что-то заложено», – вспоминал Клостерман. В глубине души он тоже чувствовал, и все еще чувствует, что «Моя так называемая жизнь» была более качественным шоу. Конечно, оно действительно представляло поколение X, его переживания и ценность. «Моя так называемая жизнь» отражала реальную жизнь людей (стрижки, одежду и отношения). И именно поэтому «Друзья» победили. Они тоже отражали реальную жизнь, но немного лучше.

Центральной темой телевидения в 1990-е годы была «желательная нормальность», как это называет медиаменеджер Лорен Залазник. В это время она курировала в VH1 разработку и развитие, прежде чем перейти в NBC Universal, где она обновила канал Bravo во время расцвета реалити-телевидения. В течение своей карьеры она исследовала настроение американских зрителей и их телевизионные предпочтения. В конце 1970-х – начале 1980-х годов страна переживала всплески безработицы и экономическое неравенство. На телевидении стал появляться контент, связанный с фантазиями. Причем в прямом смысле слова: сериал «Остров фантазий», мечты о силе и отваге в «Человеке на шесть миллионов долларов» или желание получить богатство и власть, как в «Далласе» или «Династии».

Но к середине 1990-х годов настроение зрителей улучшилось. Экономика была стабильна и росла устойчивыми темпами. И Холодная война, и война в Персидском заливе официально закончились, и хотя в мире все еще были войны, нищета и всевозможные ужасы, многие американцы предпочитали не придавать этому огромного значения[60]. Короче говоря, «Это была эпоха Клинтона, – сказала Залазник. – Мы решили, что мир становится лучше, и каждый может себе позволить чашку кофе за четыре доллара в «Центральной кофейне».

Это была эпоха достижимой роскоши, когда люди внезапно начали заказывать венти[61], обезжиренный латте без пены вместо простого кофе. Мода приняла нормальный вид, так как белые футболки и джинсы со свободным кроем вытеснили яркий, несуразный стиль предыдущего десятилетия. Зрители больше не жаждали полномасштабной фантазии телевидения 1980-х годов, и они не хотели думать о таких драмах, как «Моя так называемая жизнь» (она слишком напоминала реальность). Они хотели комедии, но не абсурдной. Им нужны были персонажи, с которыми они могли бы себя ассоциировать и чью одежду они могли бы найти в любом торговом центре. Исчезла Алексис Кэррингтон из «Династии» с ее халатом с мехом и 48-комнатным особняком, и на ее место пришла Моника Геллер в кардигане из GAP и съемной двухкомнатной квартирой. Нереально? Да. Но не невозможно.

Во время той первой большой волны популярности «Друзей», в годы стрижки Рэйчел, квартира была у всех любимым местом. «Было чрезвычайно популярно задаваться вопросом о том, как герои могли позволить себе ту квартиру. Но это было доказательством того, что «Друзья» становятся важными для общества. Можно говорить о значимости ситкома, когда люди начинают беспокоиться о его правдоподобности», – отмечает Клостерман. Двадцать лет спустя люди все еще беспокоятся об этом. На момент написания данной книги в Google News можно найти не менее восьми статей, опубликованных в течение последних двух недель, где упоминается квартира Моники. Конечно, любая квартира из ситкома больше и лучше той, что можно найти в реальной жизни. У героев сериала «Уилл и Грейс» было две ванные комнаты и гардеробная. Но «Друзья» отличались от других ситкомов. Они олицетворяли это достижимо-желательное настроение 1990-х годов, но под всей этой эстетикой сериал затрагивал что-то еще, что происходило с молодежью как на экране, так и вне его.