Читать книгу "Черный талант - Марина Серова"

Я мысленно задала вопрос касательно дела Владислава Курагина — спросила, имеет ли тут место некое преступление, и посмотрела, какой результат у меня получился. Кости сложились в комбинацию «20, 25, 10». Так, посмотрим, что это означает…

Однако трактовка особой ясности не внесла. Я задумалась над полученным предсказанием: «Да, действительно жалок тот, в ком совесть нечиста». Гм, интересно, что это означает? В ком совесть нечиста? В подозреваемом, которого нет? В самом писателе? В его жене?

Похоже, кости я давненько не использовала — может, поэтому предсказание такое туманное и неясное, а может, я неправильно задала вопрос? Если подумать, я спросила, есть ли в деле преступление. Судя по ответу костей, таковое имеется — ведь у кого-то нечиста совесть. Но мне что прикажете делать?

Я положила кости обратно в мешочек и снова потрясла его. На этот раз я решила задать другой вопрос. «Что мне делать по поводу дела Владислава Курагина?» — мысленно произнесла я несколько раз. Сосредоточилась и перемешала кости тщательнее, чем в предыдущий раз, затем выбросила их на стол.

Сейчас числа сложились следующим образом: «27», «6», «23». Я зашуршала тонкими листами книжечки и наконец отыскала трактовку. На этот раз кости говорили мне: «Если Вы хотите понять смысл Вашей работы, вникайте в суть развлечений». Да, одно другого лучше! У кого-то нечиста совесть, а вы, уважаемый детектив Татьяна Иванова, лучше перестаньте ломать голову и ступайте развлекаться. Отлично, лучшего и придумать нельзя. Развлекаться? Что, надо было согласиться на свидание с Онегиным? Кстати, может, у этого Евгения нечиста совесть? Гм, стоит подумать над этим вопросом… А впрочем, ладно, пора завязывать с размышлениями и предположениями, все равно ничего нового я не придумаю.

Глава 5

«Пациенткой, лежащей в тридцать первой палате, была двенадцатилетняя девочка-подросток. Когда она поступила в лечебницу, Эдвард Джонс дежурил в ночную смену. В ту ночь лил дождь — он не прекращался уже второй день. На улице была слякоть — не пройти, на дорогах пробки. Все было спокойно и тихо, когда подъехала машина „Скорой помощи“, и в сопровождении санитаров и врача порог больницы переступили молодая женщина и ребенок. Женщина, мать девочки, выглядела самой настоящей сумасшедшей. Дикие, бессмысленные глаза, в которых не было никакого выражения, уставились на доктора Джонса. Даже ему, имевшему за спиной многолетнюю практику, стало немного не по себе от этого сумасшедшего взгляда. Вдобавок ко всему, женщина СМЕЯЛАСЬ. Она хохотала, как бешеная, словно не могла остановиться. Ее смех был самым ужасным, с чем приходилось сталкиваться доктору. Он отвел глаза от пациентки.

Девочка стояла, словно столб. Она ничего не делала, ничего не говорила.

Позже Джонс узнал, при каких обстоятельствах помешалась женщина и что стало с девочкой. Вчера в лесу погибла приемная дочь Сибил Смит — так звали сумасшедшую. Патологоанатом еще не сделал окончательного заключения, однако, по предварительным сведениям, у девочки, Кэти Лойс, было слабое сердце, и она умерла от испуга. Однако кто-то — или что-то — не только напугал несчастную до смерти, но и жестоко искусал. Раны, из которых, по всей видимости, вытекло большое количество крови, были найдены на шее и руках. Особенно сильно была покусана шея.

Эдвард Джонс некоторое время спустя ездил в морг и беседовал с патологоанатомом, мистером Морли. Он интересовался, как погибла Кэти Лойс, надеясь пролить хоть какой-то свет на эту странную историю. Девочка, покусанная не пойми кем… Может, она и умерла от потери крови.

— Главной причиной был испуг, — говорил патологоанатом. — Если бы девочка не умерла раньше, она погибла бы от большой кровопотери, так как уже первый укус в шею задел сонную артерию.

Лев, нападая на жертву, перекусывает яремную вену. Кэти же, судя по отпечаткам зубов, покусало не животное, а человек.

Что касается Джейн Смит, она, по всей видимости, находилась поблизости. Хотя вполне возможно, что девочка, обнаружив исчезновение подруги из палатки, обеспокоилась и вышла на улицу, чтобы ее найти. Когда же она обнаружила труп Кэти, то испытала тяжелое потрясение. С тех пор она ничего не говорила. Молчала, словно немая.

Когда обе прибыли в лечебницу, Сибил Смит продолжала хохотать своим диким смехом; Джейн, напротив, не подавала никаких признаков жизни. Если бы не спокойное, ровное дыхание, Джонс подумал бы, что она мертва. Смотреть на этого ребенка, безучастного ко всему происходящему, было едва ли не тяжелее, чем видеть сумасшествие ее матери. Джонс со многим сталкивался в течение своей практики: были и подростки, бросающиеся с крыши высотных домов из-за несчастной любви, были матери, потерявшие своих детей, были дети, пострадавшие от маньяков… Но зрелище этих двоих: красивой — когда-то красивой — молодой женщины, чьи привлекательные черты так исказило безумие, да светловолосой девочки, напоминавшей грустного ангела, потрясло Джонса. Еще долго он будет видеть в снах это печальное, опустошенное лицо ребенка.

Сибил Смит находилась в другой палате; ее состояние нисколько не улучшилось, несмотря на многочисленные попытки психиатра хоть как-то вернуть ей рассудок. Смех только сменялся рыданиями, звучащими так же безумно, как и хохот. Джейн, напротив, казалось, стала еще более безучастной к происходящему, хотя больше было уже некуда. В своей палате она улеглась на койку и заснула. Она проспала три дня, ни разу не проснувшись. Джонс опасался, что придется кормить ее искусственно, иначе девочка могла погибнуть без еды. Но по истечении трех дней Дженни проснулась, хотя и в бодрствующем состоянии она была похожа на спящую. Ни малейшей реакции на раздражители, ни тени эмоций в голубых глазах, которые казались огромными на похудевшем, осунувшемся лице. Она села на кушетку, точно неживая кукла, которую подняли руки играющего с ней ребенка, съела пару ложек каши, принесенной на ужин. Потом снова легла и уснула до утра.

На вопросы она по-прежнему не реагировала. Джонс знал, что в ответ на сильный стресс или психическое потрясение у человека может развиться сонливость как защитная реакция организма. Он опасался, что девочка может впасть в кому, выбраться из которой практически невозможно. Только в книгах люди встают после летаргического сна или комы относительно целыми и невредимыми. В жизни же таких случаев практически не бывает. В организме человека за время неподвижного лежания происходят необратимые изменения, которые влияют и на мозг. Очнувшийся после длинного сна в несколько лет или даже месяцев уже никогда не станет нормальным человеком. Он не сможет думать, понимать, жить как обычные люди; скорее всего, это будет лишь подобие, злая карикатура на прежнего человека. Фактически растение, которое питается из трубки, из-под которого выносит судно сиделка, растение без чувств, желаний и мыслей. Будут одни потребности, и все. Хуже, чем мертвый. Не мертвый, но и не живой.

Нередко Джонс думал, что гораздо лучше для девочки было бы умереть в лесу вместе с подругой. Эти мысли таились глубоко в подсознании, задавленные другими, „правильными“ — о том, что врач должен любой ценой сохранить жизнь больного.