Читать книгу "Простофилей быть непросто - Владимир Сотников"

– А я слушала и слушала, – улыбнулась Аня-большая. – И до сих пор слушаю.

– Представляю, что стало бы с Колей, если бы этот камень не вернулся на свое место, – вздохнула Соня.

– А что тут представлять? – удивился Иван Сергеевич. – Вчера мы его видели. Человек едва рассудка не лишился от горя. Только не пойму: зачем так расстраиваться, если камень ненастоящий? В конце концов, можно еще одну копию сделать.

– Мне кажется, таких копий не может быть много, – уверенно сказала Соня. – Значит, и у этого камня тоже какая-нибудь интересная история.

– Странный вы народ! – опять не выдержала Аня-маленькая. – Говорите, что Коля все-все вам расскажет, да? И сразу же начинаете сами придумывать различные версии. Ну давайте подождем до этого самого вечера рассказов.

– Но мы же совсем не Шерлоки Холмсы! – смеясь, воскликнула Аня-большая. – И нам не очень нужны эти самые факты. К тому же так интересно что-нибудь додумывать, досочинять… Я уверена, что до вечера история с камнем будет иметь много-много вариантов. Можно даже объявить конкурс на лучшую историю о настоящем и поддельном камне. Как там было написано в протоколе? Кстати, отличное и смешное название – «История камня в виде головы в форме шара».

Родители, как маленькие дети, шли по набережной и смеялись. Они подпрыгивали, выкрикивали все новые и новые придумки, перебивая друг друга, а их дети шли следом и были молчаливыми и даже грустными.

– Может, зря мы им ничего не сказали? – вздохнула Аська. – Все-таки взрослые люди, с богатым жизненным опытом. Подсказали бы что-нибудь.

– Ага, подсказали бы, – отмахнулся Филя. – Сами бы взялись за дело, а нас в сторонку отодвинули. К тому же… Посмотри на них. Им весело, они смеются! А ты хочешь, чтобы они вместо этого напрягали свои измученные за год извилины?

– Почему это за год? – удивилась Аська.

– Ну, так говорят, – пояснил Филя. – Взрослые обычно так считают свои отдыхи – раз в год. Отпуск имеется в виду. Вот пусть и отдыхают. Придумывают на здоровье истории всякие. Им это полезно. И хоть делом займутся, чтобы у нас под ногами не путаться.

И вдруг Филя сразу двумя руками преградил ребятам путь.

– Тихо!

На самом людном месте набережной, у выхода на пирс, они увидели Серого. Телохранитель Филиппа Приколова производил странные действия: он разрисовывал афишу своего босса!

– Ничего себе! – воскликнула Аня. – Он же… просто хулиганит!

– Может, он красоту наводит, – хихикнул Филя. – Румянец там на щеках, пару-тройку серег в нос и уши… Зуб золотой подрисовать. Для привлекательности. Есть же такое понятие – антиреклама. Которая на самом деле тоже реклама. Можно написать на афише: «Люди добрые! Не ходите на концерт этого обольстителя женских сердец!» – и народ валом повалит.

Даня засмеялся:

– А что? Пожалуй, ты прав. А про обольстителя ты где прочитал?

– Сам придумал, – усмехнулся Филя. – Ума особенного не надо. Вон, достаточно посмотреть на девчонок. – И он кивнул на Аню. – Услышат, как заблеет этот Прикол на эстраде, и все, сеанс гипноза!

– А что мы прячемся? – удивился Даня. – По привычке, что ли?

– Да уж… – проворчал Филя. – Профессиональная привычка. Чуть увидел ворюг, сразу в кусты и начинаешь следить.

– А кто это тебе сказал, что он ворюга? – удивилась Аня. – Поосторожней надо с такими обвинениями. Ты что, Филипп?

– Ничего, – продолжал злиться Филя. – Мое право – хочу обвиняю, хочу нет.

– Нет у тебя такого права! – сказала Аня. – Вот докажешь, что телохранитель Приколова что-нибудь украл, тогда и будешь так его называть. А до этого все твои обвинения называются оскорблениями. А оскорбляют невоспитанные люди.

Филя закипел, как перегретый чайник.

– Ах, так? – вознегодовал он. – Вам доказательства нужны? Вы их получите! И про Испанца, и про твоего Прикола! И этот, телохранитель, тоже мне! Серый Кардинал! В кафе приглашает, угощает, дружбу предлагает… А сам связан с такими гнусными личностями, как Бейсболка-сторож и Испанец! Вот эту их дружбу я и разгадаю. – Тут Филя немного успокоился. И поправился: – Не я один, конечно. Мы разгадаем. Просто я обозлился на этого Серого, расстроился… Наверное, я более несдержанный, чем вы.

– А надо сдерживаться, – просто сказала Аня. – Между прочим, это самый лучший способ воспитания воли.

– Молчать всегда, что ли? – не понял Филя. – Как ты?

– Почему молчать? – удивилась Аня. – Ты же сам сказал: сдерживаться. Не выплескивать наружу свои отрицательные эмоции. Это трудно, но вполне возможно. И кстати, Филя, вовсе не всегда я молчу.

– Ага, разговорилась, – буркнул Филя. – Если сдерживать свои эмоции, так лучше сразу сдохнуть. Никаких проявлений эмоций. Самая воспитанная личность! Как фараонова мумия.

– Не сдохнуть, а умереть, – начала поправлять Аня. – И не… Ой! Он нас заметил!

– Ну, что же ты свои эмоции выражаешь? – хихикнул Филя. – Сдерживаться надо. Здрас-сьте! – каким-то нарочитым тоном поприветствовал он Серого. – Хулиганим потихоньку, да? Можно и нам? Правда, я рисую плохо…

Серый недоуменно уставился на Филю. Наверное, его удивил и тон, и сами вопросы.

Филя показал на афишу:

– Разрисовываете? Я ребятам говорю: это антиреклама. Для лучшего привлечения публики.

– Ах, ты вот о чем! – рассмеялся Сергей. – Какая там антиреклама! И не разрисовываю я. Дату исправляю. Пишу «Билеты действительны» и новую дату.

– Какую еще дату? – спросил Филя, а сам ощутил, как защекотало что-то в животе – от какого-то странного предчувствия.

– Переносится наш концерт. На один день.

– Что-то случилось? – спросила Аня.

– А, – махнул рукой Серый. – Звездные капризы! А в этом Доме творчества, где концерт будет, даже работников нет, чтобы исправить афиши. Вот приходится самому бегать по набережной. Может, поможете?

– Конечно, поможем! – воскликнула Аська. – У нас там висит такая же афиша, рядом с палатками.

– Значит, все-таки концерт состоится не через два дня, – задумчиво, но громко и отчетливо проговорил Филя. – А через три!

И почему при этом Серый так внимательно на него посмотрел?

Глава XVКонкурс не получился

За весь день ни разу никто из родителей никого из ребят не окликнул! Это был рекорд, достойный Книги рекордов Гиннесса.

Папы и мамы загорали, купались, даже обедали с совершенно отрешенными лицами. Губы у них при этом пошевеливались, как будто шептали какие-то слова.

«Так вот ты какое, творчество! – думал Филя. – Вот как, значит, выглядят всякие сочинители. Как будто чокнутые немножко. Неужели и Пушкин был таким же? Неужели и я, когда сочинял стишки?»