Читать книгу "Курортная зона - Надежда Первухина"

— А как же телеинтервью? Ток-шоу? И все подобное-прочее?..

— На них тоже ходит родственница. Она у меня в этом плане подкованная девица: знает, как улыбаться в диафрагму и какие речи говорить на темы терроризма, наркотиков, лесбийской любви, криминала, абортов и кислородной косметики.

— Интересно получается, — протянула Лариса. — Ты есть, но тебя как бы и нет.

— Угу. Зато не скучно. Никому. Кстати, однажды, в самом начале своей карьеры, я как-то отважилась выйти на одну встречу с читателями. Купила специальный деловой костюм в бутике, затарилась целой сумкой косметики и сделала себе макияж на свой страх и риск. Никогда не забуду, как испугались люди моих теней для век “Л’Ореаль голографик”. И никогда не забуду, как дома, уже после презентации, надо мной смеялась та моя роскошномордая родственница! Теперь везде красуется она, иногда уверяя, что сделала пластическую операцию и похудела по канонам тайской медицины. А злосчастными тенями “Л'Ореаль голографик” я. помнится, в тот же вечер с огромным моральным наслаждением написала на двери своего подъезда: “Червонцева — дура”…

— Ты просто какая-то мазохистка…

— Есть маленько. — Писательница хохотнула было, но вдруг сильно побледнела. — Что-то мне худо. Наверное, перевозбудилась от болтовни. Сердце как-то неприятно, с перебивом стучит. И слабость, давит на лоб: так бы заснула и не просыпалась… Извини. Раечка… Я отдохну…

Вера Червонцева откинулась на подушки и закрыла глаза. А потом Лариса по лишь ей знакомым и известным приметам поняла, что женщина — в глубоком обмороке. В очень глубоком.

Это твой шанс, дура! Твой прекрасный и единственный шанс — сделать все сейчас! Вводишь свой яд — она ничего не почувствует — и через тридцать секунд можешь устраивать тихую панику для курортников, что Вера Червонцева все-таки умерла от передозировки мышьяка. Что не выдержало сердце! Что к чертям отказали почки! И вскрытие покажет только остаточный мышьяк! И на тебя не подумает ни одна Душа — ты ведь, наоборот, спасала ей жизнь! И ты абсолютно легально можешь отчаливать обратно — задание выполнено, к тому же ты вне всяких подозрений! И какая удача, что все можно сделать так быстро! Так скоро! И доложить фламенге — а уж она-то не замедлит прислать за тобой спецрейс!

Как обещала, а фламенги никогда не отказываются от своих обещаний!

И ты снова с нею… В ее доме… В ее бассейне…

В ее объятиях.

Она нежно скажет: “Ты послушная и умная девочка, Лариса. Дай я приласкаю твое тело и душу”. И…

Глаза-ртуть, расплавленное нечеловеческое сладострастие, одно воспоминание о котором превращает тело в сгусток желания!

И это будет! Осталось сделать только одно…

Осталось убить.

Прямо сейчас.

Удача не приходит дважды.

Особенно к дуракам, которые ее упустили.

Дыхания Веры почти не слышно…

“НУ!”

Лариса прокляла себя и распахнула дверь комнаты.

— Эй, кто-нибудь! — закричала она в коридор. — У кого имеется нашатырный спирт? Моя пациентка потеряла сознание!

Когда Вера очнулась, она первым делом посмотрела на Ларису. А та глядела на писательницу с таким выражением лица, словно понимала: больше удача убийце-кастелянше так не улыбнется.

И в ответ толстуха Червонцева одарила Ларису новым взглядом. Взглядом, который прекрасно знал о взаимоотношениях удачи и Ларисы Бесприданницевой.

Но это не главное.

Главное пока было то, что обмен женскими взглядами прошел без жертв и разрушений.

Глава восьмая

ОНА И ОКРЕСТНОСТИ

Я не требую рекомендаций от вас, может быть, и вы их от меня не потребуете. Это будет справедливо для нас обоих…

Ч. Диккенс

— …А вот на этой полке — простыни из парадных комнат для высоких гостей. Аккуратно, не мни ты пальцами, это все ж таки настоящее голландское полотно! Нынче такого даже в музеях не сыскать. Посмотри внимательней, в нижнем правом углу каждой простыни вышиты золотой и шелковой нитью монограммы и гербы.

— Это что-то означает?

— Конечно, девушка! К примеру, вот этой простыней, с гербом червленого камелеопарда на лазоревом поле, тебе должно будет застелить постель графа Сонцова, если, конечно, его светлость снова изволит почтить своим визитом наш скромный уголок отдохновения… А это — простыни князей Шелешпанских, видишь, гербы совсем другие, поскромней, хотя Шелешпанские — древний и весьма уважаемый род…

— И что, у каждого здешнего постояльца имеется герб на постельном белье?!

— Разумеется, девушка! Ведь это не простые постояльцы. Кстати, больше никогда не употребляй этого плебейского слова. Постояльцы, кхм! “Достопочтенные гости” — вот так и не иначе принято называть тех, кому нам выпала честь служить. Что же касается гербов… Это давняя традиция, девушка, которую здесь никто не нарушает. Кроме того, гербы и родовые вензеля имеются и на каждом столовом приборе. Но этим ты не заведуешь, это не твоя забота.

— Конечно, — торопливо кивнула Лариса. Играть роль только что нанятой в аристократический дом девицы-приживалки ей порядком надоело, но она терпеливо изображала из себя этакую среднерусскую Джен Эйр напополам с Фанни Прайс[12].

…Упустила свой единственный шанс, дура, так терпи теперь и вживайся в образ!

И жди, когда он наступит, подходящий момент.

Впрочем, она успеет.

Она все сделает как надо, и фламенга будет довольна

Она просто в первый момент растерялась. Такое даже с самыми талантливыми и хладнокровными убийцами бывает…

— Девушка, ты слушаешь меня или витаешь в эмпиреях? Я, кажется, спросила тебя, умеешь ли ты крахмалить муслин?

— А-ап… — хлопнула губами Лариса. — В общем-то крахмалить я умею, но вот насчет муслина… А разве из него шьют постельное белье?

Старушка неодобрительно поджала губы:

— И где вас только учат, таких вот девушек… И муслина делают пологи над кроватями.

— А я думала, их делают из бархата…

— Из бархата делают балдахины. И право на кровать с бархатным балдахином имеют только те господа, которые ведут свой род от самого мсье Лазарева. Это тоже традиция.

— Здесь очень много традиций…

— Если ты собираешься здесь служить, девушка, тебе придется все их запомнить… Продолжим инвентаризацию. Я хочу, чтобы ты приняла от меня все в идеальнейшем порядке, и еще более хочу того, чтобы сей порядок соблюдала и ты как, надеюсь, достойная продолжательница моей скромной деятельности. Ах, как жаль, что в теперешние времена в наш Дворец берут слуг чуть ли не с улицы!