Читать книгу "Жестокий век - Исай Калашников"

– Я буду приходить к тебе. – Это была еще одна ложь, и на душе стало худо, сказал женщине:

– Прости… По дурости моей…

– А-а, что там… Свои-то в городе есть?

– Нет. Никого нету.

– А каким делом занят?

– Пока никаким. Я же говорю: только что вернулся. Пока что дворской князя при себе держит.

– Жить-то есть где?

– Пока нет. Но я найду. Много ли мне надо?

– Ну, вот что… Желаешь – поживи с нами. Когда что сыщешь, уйдешь. Амбар пустой, спать в нем можешь.

– Спасибо. Я останусь.

– Зови меня Анной.

Дворскому Захарий был не нужен. И он каждый день ходил на торговище.

Не терял надежды найти кого-нибудь из товарищей детских лет. Но где найдешь, если столько лет прошло. Жизнь всех пораскидала. Да и, встретив, как узнаешь? Кто признает в нем, бородатом мужчине, того босоногого Захарку? Присматривал и дело себе. На родной земле надо садиться крепко, навсегда. Дай бог царство небесное Фатиме, ее золото тут очень пригодится.

Оно – ее благословение на новую жизнь. Но с выбором дела он медлил. Вести о неведомых врагах все больше будоражили торговище. Сказывали всякие были и небыли. Чужедальные гости спешили сбыть свое добро и поскорее убраться восвояси… А в Киев собиралось войско. По улицам носились всадники в островерхих шлемах. На низком, пологом берегу Почайной делали новые лодки и смолили старые… Домой Захарий возвращался встревоженным. Немного забывался, забавляя детей Анны. Федя прилип к нему – руками не оторвешь…

Вечером во дворе разводили огонь, Анна что-нибудь варила. Тут же ужинали. Потом долго разговаривали с ней. Жилось Анне трудно. Почти все, что от мужа осталось, распродала, теперь с утра до вечера работала – кому постирает, кому дом обиходит, за любое дело бралась. Возвращалась вечером усталая, с заметно выступающими скулами. Но на жизнь не жаловалась. Грех жаловаться. Кому что дал господь, у того то и есть… На ее руках дремала Ясыня, на его – Федя. Когда на небе проклевывались звезды, расходились. В амбаре пахло сухой пылью, старым деревом, прелым зерном; в углу шуршали мыши, бормотал во сне и жался к боку Захария маленький Федя. Тут память о войне, о буйстве человеческой ярости начинала казаться наваждением. Ему порой даже не верилось в то, что довелось видеть…

Но монгольские тумены на быстроногих конях уже приближались к Днепру.

От Джэбэ и Субэдэй-багатура прибыли посланцы – десять человек. Захарию было велено переводить их речи. Подарков от нойонов Мстислав Романович не принял, посланцев в палату не позвал. Мстислав Романович, Мстислав Удатный, Мстислав Святославич, Котян-хан сидели в открытых сенях, за перилами с точеными балясинами. Посланцы стояли внизу, на каменных плитах, мостивших двор. Говорил старший воин, кривоногий, с иссеченным шрамами лицом. За его спиной теснились другие, помоложе. Они надменно озирали широкий, как поле, княжий двор, дворцы с лепными карнизами, крутые купола соборов с золотыми крестами.

– Мы ехали сюда и видели: много воинов в городе, – говорил старший воин. – Вы собираетесь в поход на нас? – Подождал ответа, не дождался, продолжал: – Ни сел, ни городов, ни земли вашей мы не брали – для чего вооружаетесь?

– Антихрист нечестивый! – ругнулся Мстислав Романович.

– Спроси, – сказал Захарию Мстислав Удатный, – за каким бесом они пришли сюда? Кто их звал? Что им надо?

– Мы заняли земли половцев. А они бежали к вам. Слышали мы, что половцы вам много зла делали. Мы будем их бить с одной стороны, вы с другой бейте и все их добро себе берите.

– Что ответим, братья? – спросил у князей Мстислав Романович.

– Прежде нас у хана спросить надо, – сказал Мстислав Удатный.

Котян-хан положил руку на рукоять меча, лицо его перекосилось.

– Обманщики! Они обманули нас, теперь то же делают с вами. Побить всех надо!

– Истинно молвил: побить! – одобрил князь Мстислав Удатный. – Указчики нашлись! Этих порубить сейчас же!

Посланцы о чем-то переговаривались и все так же горделиво поглядывали, не чуяли, что все вокруг, быть может, последнее увиденное ими в этой жизни. Захарию стало жаль их. На широком поле двора, пустого, чисто подметенного, с поблескивающими плитами камней, оглаженных подошвами тысяч и тысяч ног, они казались одинокими и беззащитными. Князь Мстислав Романович медлил с решением, косился на князя Удатного, скреб пальцем в бороде. И Захарий стал надеяться, что воины живыми уйдут с княжеского двора. Но Мстислав Романович весь напыжился, изрек:

– Ин ладно! Кончайте.

Княжеские дружинники в кольчугах и шлемах сбежали с крыльца, похватали посланцев и куда-то уволокли.

Князь Удатный положил руку на плечо Захарию.

– При мне будешь. Завтра тронемся.

Вечером Захарий проверил свой монгольский лук, навострил стрелы, поправил лезвие сабли. Анна собирала в дорожные сумы съестные припасы. В этот вечер после ужина у огня сидели молча. Захарию не хотелось покидать двор, заросший сорной травой, расставаться с Федей и Ясыней, с Анной – все трое за короткое время стали близкими его сердцу.

Достав из-за пазухи мешочек с золотом, Захарий ножом отрезал шнур.

– Возьми, Анна.

– Что это? – Она заглянула в мешочек. – Золото?

– Да. Помнишь, рассказывал о Фатиме? Это ее. Оно чистое, какой была ее душа. Это золото должно принести счастье тебе и твоим детям.

– Ты это отдаешь нам? Ты не хочешь возвращаться?

– Хочу, Анна. Но с войны возвращаются не все. Не приведет господь возвратиться – пусть судьба твоего сына будет более счастливой, чем моя.

Федя свернулся калачиком на старой шубейке, силился не спать, но глаза его смыкались сами собой. Анна держала в опущенных руках мешочек с золотом, смотрела на огонь. Дрова прогорели, но угли пылали ярко, малиновый свет плескался на ее лице.

– Я не изведу твоего золота, Захарий. Возвратишься – все будет в целости-сохранности.

– Беречь его не надо. Пусть будут сыты, обуты, одеты твои дети. Золото высоко ценят, за крупицы лишают жизни, но и горой золота нельзя купить жизни.

Уехал со двора Захарий рано утром, когда дети еще спали. Анна, повязанная белым платочком, вышла за ворота. Неловко поцеловала его в щеку, надела на шею бронзовый крестик с распятьем.

– Храни тебя господь!

Проехав мимо пустого в этот час торговища (бродячие собаки шныряли между лавок, подбирая что-то на земле, злобным лаем отпугивали друг друга), повернул на дорогу Боричева спуска, сбегающего с горы. Оглянулся.

У ворот все еще белел платочек Анны. Он приподнялся на стременах, помахал рукой.