Читать книгу "Зима мира - Кен Фоллетт"

– Нет.

Ллойд сказал:

– Это тот самый парень, у которого фамилия как у тебя – его зовут Володя Пешков.

Грег представился.

– Возможно, мы родственники. Мой отец, Грег Пешков, эмигрировал в 1914 году, оставив дома свою девушку беременной, и она потом вышла замуж за его старшего брата, Григория Пешкова. Может быть, мы братья по отцу?

Поведение Володи мгновенно изменилось.

– Это совершенно исключено, – сказал он. – Прошу меня простить. – И вышел из бара, так ничего и не взяв.

– Резко он как-то, – сказал Грег Ллойду.

– Резко, – согласился Ллойд.

– Вид у него был потрясенный.

– Должно быть, это из-за того, что ты сказал.

III

Это не могло быть правдой, твердил себе Володя.

Грег заявил, что Григорий женился на девчонке, которая была уже беременной от Льва. Если это было так, то человек, которого Володя звал отцом, на самом деле ему не отец, а дядя.

Возможно, это совпадение. Или этот американец просто клевещет, чтобы внести разлад.

И все равно от этого потрясения у Володи голова шла кругом.

Он вернулся домой в обычное время. Они с Зоей быстро поднимались по карьерной лестнице, и им дали квартиру в правительственном доме – в роскошном громадном здании, где жили и родители Володи. Григорий с Катериной уже пришли – они обычно приходили по вечерам, когда Коте пора было ужинать. Катерина купала внука, а потом Григорий пел ему песни и рассказывал сказки. Коте было девять месяцев, и он еще не говорил, но сказки слушать любил.

Володя следовал привычному вечернему распорядку как во сне. Он пытался вести себя как обычно, но обнаружил, что ему трудно разговаривать с обоими родителями. Рассказу Грега он не верил, но перестать думать об этом не мог.

Когда Котя заснул, а родители собирались уходить, Григорий спросил Володю:

– У меня что, прыщ на носу вскочил?

– Нет.

– Тогда чего ты так пялишься на меня весь вечер?

Володя решил сказать правду.

– Я познакомился с человеком из американской делегации, которого зовут Грег Пешков. Он полагает, что мы родственники.

– Это возможно.

Григорий произнес эти слова непринужденно, словно это не имело особенного значения, но Володя увидел, что у него покраснела шея – верный признак сдерживаемого волнения.

– В последний раз я видел брата в девятнадцатом. С тех пор я о нем ничего не слышал.

– Отца Грега зовут Лев, и у него был брат Григорий.

– Тогда Грег вполне может быть твоим двоюродным братом.

– Он сказал, что он мой брат по отцу.

Григорий сильнее покраснел и ничего не ответил.

– Как такое может быть? – вмешалась Зоя.

Володя сказал:

– По словам этого американца Пешкова, у Льва в Петербурге осталась беременная подруга, которая вышла замуж за его брата.

– Чушь какая! – сказал Григорий.

Володя взглянул на Катерину.

– А ты, мам, ничего не сказала.

Возникла долгая пауза. Само по себе это много значило. О чем им было думать, если в рассказе Грега не было правды? Володю бросило в озноб, словно морозный ветер прошелся по комнате.

Наконец мать сказала:

– Я была взбалмошной девчонкой… – Она взглянула на Зою. – Не такой благоразумной, как твоя жена… – Она глубоко вздохнула. – Григорий Пешков полюбил меня с первого взгляда – ну или почти сразу, идиот несчастный… – и она ласково улыбнулась мужу. – Но его братец Левка – красиво одевался, у него были сигареты, деньги на водку, дружки-бандиты. Левка мне больше нравился. Я была еще большей дурой.

– Так это правда? – ошарашенно сказал Володя. В глубине души он все еще отчаянно надеялся услышать «нет».

– Левка поступил со мной как всегда поступают такие, как он, – сказала Катерина. – Забрюхатил – и оставил.

– Значит, мой отец – Лев… – Володя посмотрел на Григория. – А ты – лишь мой дядя! – Ему показалось, что он сейчас упадет. Земля качалась и уходила из-под ног. Как во время землетрясения.

Зоя подошла к Володиному стулу и встала рядом, положив руку ему на плечо, чтобы утешить, а может быть, удержать.

Катерина продолжала:

– А Григорий повел себя так, как обычно и поступают такие, как он: стал обо мне заботиться. Он меня любил, он женился на мне, обеспечивал меня и моих детей. – Она взяла за руку сидевшего рядом с ней на диване Григория. – Я о нем не мечтала, и уж конечно, я его не заслужила, но Господь все равно дал мне его.

– Я боялся, что этот день наступит, – сказал Григорий. – С самого твоего рождения я боялся этого дня.

– Тогда почему вы держали это в тайне? – сказал Володя. – Почему просто не рассказали мне правду?

– Я не мог сказать тебе, что я не твой отец, – глухо произнес Григорий. Ему было трудно говорить. – Я слишком тебя любил.

Катерина сказала:

– Вот что я тебе скажу, дорогой мой сын. Послушай меня внимательно, и даже если ты никогда больше не захочешь слушать свою мать – это ты должен выслушать. Забудь про незнакомца в Америке, который когда-то соблазнил глупую девчонку. Посмотри на человека, который сидит перед тобой со слезами на глазах.

Володя взглянул на Григория и встретил умоляющий взгляд, от которого у него сжалось сердце.

Катерина продолжала:

– Этот человек кормил тебя, одевал тебя и любил тебя неизменно три десятка лет. Если слово «отец» хоть что-нибудь да значит – вот твой отец!

– Да, – сказал Володя. – Я знаю.

IV

Ллойд Уильямс прекрасно сработался с Эрни Бевином. У них было много общего, несмотря на разницу в возрасте. Во время четырехдневной поездки на поезде по заснеженной Европе Ллойд рассказал ему, что он, как и Бевин, был внебрачным сыном служанки. Оба они были горячими противниками коммунизма: Ллойд – в результате опыта, полученного в Испании, Бевин – потому что насмотрелся на тактику коммунистов в профсоюзном движении. «Они – рабы Кремля и тираны для всех остальных», – сказал Бевин, и Ллойд прекрасно понял, что он имел в виду.

Ллойд не стал относиться лучше к Грегу Пешкову, который всегда выглядел так, словно одевался на бегу: рукава сорочки расстегнуты, воротник пальто перекручен, шнурки не завязаны. Грег был парень проницательный, и Ллойд пытался вызвать у себя симпатию к нему, но он чувствовал в глубине, под внешним обаянием Грега, безжалостность. Дейзи говорила, что Лев Пешков был гангстером, и Ллойд мог представить у Грега такие же наклонности.

Однако Бевин ухватился за идею Грега относительно Германии.