Читать книгу "Королева брильянтов - Антон Чиж"

– Вы что тут делаете? – спросил он, разглядев Пушкина.

– Заглянул в гости.

– Который час? – Богдасевич полез в кармашек жилетки, из которого свисала цепочка часов. – Два часа ночи… С ума сошли, Пушкин?

Слегка безумный вид был скорее у доктора: волосы всклокочены, костюм изрядно помят. Лег спать не раздеваясь, умаялся, не иначе.

– Вскрытие Немировского уже производили?

– Какого Немировского? Зачем? Ночью? – Богдасевич не вполне еще овладел мыслями. – Ах, этот, из «Славянского базара»… Чего торопиться, и так все ясно… Вам с какой стати?

Засунув руку во внутренний карман сюртука, Пушкин вынул пузырек темного стекла без этикетки с хорошо притертой стеклянной пробкой.

– Знаете, что это?

Богдасевич сладко зевнул, обдав густым перегаром, взял пузырек и покрутил, наставив его на тусклый свет керосиновой лампы. На дне виднелась прозрачная капелька зеленовато-бурого цвета.

– Аптечное лекарство.

– Можете определить, какое?

С некоторым усилием вынув пробку, доктор принюхался.

– Ну, так сказать затруднительно, – начал он.

Пушкин перебил:

– Настойка наперстяночной травы?

– Ну… – с некоторым сомнением произнес Богдасевич, гоняя капельку по дну пузырька, – исключить нельзя. Откуда знаете?

– Точно определить состав сможете?

– Наперстянку? Лаборатория у нас скромная, но с этим справимся.

– Это ведь сердечное лекарство?

Богдасевич вернул пробку пузырьку.

– Довольно сильное. Дигиталис входит в список «Б» опасных лекарств российской фармакопеи. Аптекам предписано хранить его под замком. Многие доктора его не рекомендуют.

– Тогда вам будет проще, – сказал Пушкин.

– Чего проще?

– При вскрытии Немировского найти большое количество наперстянки.

– А почему большое?

– Доктор, какая предельная норма приема?

– Раньше – десять капель в разовый прием. Теперь разрешили до пятнадцати, – ответил Богдасевич. – Зачем – понять не могу. Риск только усилился.

Забрав пузырек из рук доктора, Пушкин повертел его на свет.

– Подтвердите или опровергните мою гипотезу насчет того, сколько выпил Немировский.

Доктор недовольно фыркнул.

– Глупости. Больной всегда знает, какую дозу ему прописали. Не будет же он пить, что называется, из горла.

– Убедитесь или опровергните, – сказал Пушкин, возвращая пузырек. – Мне надо знать срочно. К утру успеете?

– С ума сошли? – ответил Богдасевич. – Прикажете вскрытие ночью делать?

– Я приставу ужин в «Эрмитаже» обещал, приглашаю вас.

– К утру не успею. Но к обеду наверняка. Когда в «Эрмитаже» гуляем?

Пушкин обещал сразу после Рождества. Что доктора вполне устраивало: ничего так не красит жизнь, как ужин в «Эрмитаже» на Святках и за чужой счет.

– Хотите вздремнуть, ложитесь у меня прямо тут, – Богдасевич стал добродушен.

– У меня другие планы, – ответил Пушкин. – К утру надо быть в форме.

3

Она была осторожна. Прежде чем войти в «Славянский базар», баронесса прошла по другой стороне Никольской. Чутье никогда не подводило. Сегодня оно что-то тревожилось. Внятных причин для этого не имелось. Она решила, что, если заметит малейший признак опасности, бросит добычу и не торопясь пройдет мимо. Филеров – ряженых извозчиков, лотошников, мастеровых и прочий незаметный люд – она научилась вычислять безошибочно. Меньше всего надо опасаться городового. Черная шинель мерзла на посту, никакого интереса не выражая. Рядом с гостиницей ждал кого-то лихач с санями, запряженными тройкой. Это хороший знак. Но баронесса захотела еще раз проверить. И проделала обратный путь. Городовой глянул без интереса. Больше ничего подозрительного. Чутье присмирело, но угомонилось не совсем. Третий раз идти по улице – точно привлекать внимание. Или уходить – или войти.

И она вошла.

В холле царила обычная атмосфера размеренности и порядка. Народу немного. Парочка упитанных купцов, сразу видно, что из провинции, курили сигары, кашляли и смеялись. Какой-то господин, сидя в кресле, развернул английскую газету. Сандалов был за стойкой. Заметив, дал знак подойти. Значит, опасности нет.

– Доброго вам утра, господин портье… Что у нас нового?

Сандалов легким движением бровей показал направление. Баронесса чуть обернулась. Господин, читавший иностранную газету, сложил ее и отбросил. Мужчин она умела читать лучше открытой книги и на любом расстоянии. Этот был отменным экземпляром. Чистое лицо, спокойный, уверенный, чуть скучающий взгляд, даже презрительный. Держится независимо и свободно. Что дается только большими деньгами. Одет изысканно и даже излишне для утра: в смокинг. В галстуке брильянтовая заколка, из украшений крупный перстень. Богатство, к которому настолько привыкли, что не считают нужным выпячивать. Совсем не русская привычка. К тому же хорош собой. Не то чтобы слишком красив. В нем была красота мужской силы. Довольно простая и строгая. Баронессе он понравился исключительно. Стало немного жаль, что он станет еще одним экземпляром коллекции побед. Эта победа будет несложной, блестящей и немного печальной. Потому что… Она подумала, что мужчина впервые нравится ей не только как жирный кабанчик, которого надо выпотрошить. Ах, какая жалость… Ничего не поделать: профессиональный долг зовет.

– Кто таков? – тихо спросила она.

– Американец. Богат страшно, золотые прииски и что-то такое. Половые с коридорными от его чаевых с ума посходили.

Сквозь вуаль баронесса еще раз приценилась: да, такой может свести с ума всю обслугу щедростью.

– Как зовут?

– Алекс Пушкин.

– Он что, русский?!

– Говорит, родители увезли в Америку, там разбогател. Лучше нету. Иди уже…

Теперь баронесса знала все, что было нужно. Дальнейшее было делом техники. Она, подняв вуаль, пошла в сторону кресла, где сидел русский американец. И старательно смотрела по сторонам, будто кого-то искала. Подойдя так, чтобы американцу некуда было деться, споткнулась о ковер и упала прямо к его ногам. Мужчина вскочил, бросился к ней, схватил за плечи и поставил на ноги, будто она ничего не весила. Баронесса ощутила приятную силу его рук. Какой он милый… Она издала нежный вздох.

– Ви не ушибились? – спросил он с мягким, чуть забавным акцентом.

– О, благодарю вас, – сказала она, откидывая с лица вуаль. – Это все моя слабость.

Американец был встревожен:

– Ви больны? Нужна помочь? Чем я могу для вас делать?

Он был настоящий рыцарь, не то что прежние.