Читать книгу "Ангелы мщения. Женщины-снайперы Великой Отечественной - Любовь Виноградова"

Это было не так. Самолет упал в центре Керчи, и девушек нашли и похоронили жители города. Обгорелое тело Паны, на котором хорошо сохранились солдатские сапоги, приняли за труп мужчины и похоронили в братской могиле. Тело Жени выбросило из самолета, так что оно обгорело меньше. Местные люди похоронили ее в городском парке, написав на могильной дощечке: «Здесь похоронена неизвестная летчица». Об этом однополчане узнали лишь в 1966 году, когда могилы нашла комиссар Рачкевич.

570-й стрелковый полк покинул Аджимушкайские каменоломни 10 марта. Зина Галифастова написала матери в Армавир: «Вчера наша армия перешла в наступление. Мы, девочки, шли со своим полком. Сильные были бои. Фашисты отчаянно сопротивлялись. Иногда ляжешь на землю и нельзя поднять головы… Знаешь, за тобой и рядом — друзья бегут. Мы прорвали очень сильные укрепления немцев и ворвались в Керчь. Теперь, милая мамочка, гоним извергов дальше, к Севастополю. Счастлива тебе сообщить, что в этом бою никого из моих подруг-снайперов не убило и даже не ранило. Нам для снайперского взвода дали автомашину. Теперь мы не пешком будем догонять фрицев, а на машине…»[212]

227-я стрелковая дивизия вошла в состав Приморской армии второго формирования: первая, в которой служила Людмила Павличенко, почти полностью попала в плен или погибла в Севастополе в 1942 году. Дивизия, а с ней снайперский взвод, начала наступление на Керчь в ночь на 11 апреля. К утру город был освобожден. Советские солдаты, оказавшись среди руин, не встретили там мирного населения: из ста тысяч в городе осталось всего человек тридцать. Много погибло, всех остальных немцы выселили из города. От Керчи — до войны большого, зеленого города — ничего не осталось. Один из участников освобождения города написал в письме: «Немного впечатлений: Ночь. Переправа… и под ногами Крым. Всюду изуродованная разбитая техника: танки, орудия, автомашины… Вот и ворота Крыма — Керчь. Вернее, то, что называлось Керчью. Груды развалин — следы этих сволочей со свастикой»[213]. Настало время освободить Крым, и появились ресурсы для этого. Хотя из-за быстрого наступления других фронтов его освобождение уже не имело огромного стратегического значения, оно стало бы серьезнейшим ударом для немецкой стороны, в том числе и моральным.

11 апреля Приморская армия прорвала укрепления Турецкого вала на Перекопском перешейке и подошла к Ак-Монайским каменоломням, где немцы построили еще одну линию укреплений. На следующий день взяли Феодосию. Там снайперов нашла вернувшаяся из госпиталя после ранения в горло Галя Колдеева. Медсестре Жене Грунской она привезла газету, в которой было опубликовано письмо Жени в родную 36-ю школу. «Кончится война, — писала Женя, — сяду за парту и буду наверстывать упущенное. А вам, девочки, желаю успеха в учебе, чтобы стать хорошими специалистами…»[214]

Зина Галифастова писала домой: «Скоро услышите о полном освобождении Крыма!..»[215] После Феодосии Приморская армия освободила город Старый Крым и двигалась дальше, к Севастополю. В горах шли дожди, дороги развезло. Грузовичок часто приходилось толкать.

17-я немецкая армия отступала по направлению к Севастополю, откуда должна была быть эвакуирована по морю. Хотя Гитлер подтвердил приказ об обороне Крыма и отклонил предложения об эвакуации, план эвакуации войск из Севастополя существовал. В последнем варианте, подписанном в апреле 1944 года, этот план получил название «Адлер». В течение 6–7 дней предполагалось отвести войска из всех секторов полуострова в укрепленный район Севастополя, откуда они будут эвакуированы транспортными судами. В Севастополе построили еще линию оборонительных сооружений с противотанковыми рвами, чтобы задержать преследующие танковые соединения. Немецкое командование на полуострове считало, что сможет продержаться в Севастополе три недели — тогда 17-я армия будет спасена.

Грузовик, без сомнения, пригодился снайперскому взводу: с 12 апреля и до 16-го Отдельная Приморская армия только и делала, что преследовала немецкие и румынские части, в панике бежавшие к Севастополю. По мере приближения к Севастопольскому укрепрайону сопротивление немцев усиливалось. 16-го преследование закончилось: Приморская армия остановилась на ближних подступах к Севастополю. Предстоял штурм города.

12 апреля Гитлер отдал безумный приказ оборонять Севастополь до последнего (впоследствии смягченный: войскам требовалось продержаться там 8-10 недель). 24-го эвакуация полностью прекратилась. В укрепрайоне осталось 55 тысяч немецких военных, которым не оставили выбора, кроме как погибнуть здесь или сдаться в плен.

18 апреля после больших боев Отдельная Приморская армия взяла Балаклаву, небольшой город на подступах к Севастополю. Теперь путь к городу преграждала только горная цепь.

Сапун-гора — сплошные мощные минные поля из противотанковых и противопехотных мин, траншеи глубиной до двух метров, проволочные заграждения в 3–5 рядов. В траншеях через каждые 25–30 метров были подготовлены площадки для пулеметов, через каждые 150–200 метров — доты и дзоты. Горная цепь в сочетании с инженерными сооружениями делала рубеж практически неприступным.

«Не успел оглянуться, вот она — Сапун-гора, — вспоминал принимавший участие в штурме Иван Яковлевич Шпак. — Там, конечно, густо они понаделали всякого разного: дзоты, доты, траншеи, норы какие-то…»[216] Несколько дней, в ожидании наступления на Сапун-гору, снайперы занимались своей работой, подкарауливая немцев на укрепленной линии. Снимали пулеметчиков, наблюдателей, офицеров, простых солдат. Нине Коваленко удалось застрелить немецкого снайпера, принесшего немало бед[217]. Ночью они стреляли наугад по вспышкам из пулеметных гнезд, чтобы держать немцев в напряжении[218]. Все вокруг них было изрыто воронками, над сопками висел пороховой дым.

Немецкую оборону прорвали 7 мая. Мощная артподготовка, длившаяся полтора часа, и танки, бившие по немецким укреплениям прямой наводкой, «выковыряли из нор» часть защитников горной цепи. Мария Филипповна Иващенко, в тот день штурмовавшая Сапун-гору с артиллерийским полком, где служила связисткой, вспоминала, что «штурм оказался очень страшным. Немцы сильно укрепились, а ведь Сапун-гора тогда была абсолютно голой, ни деревца, ни веточки. Пехота вроде атаковала, а немецкие позиции, казалось бы стертые с лица земли нашей артиллерией и авиацией, внезапно оживали и кидали на головы наших молодых ребят стальной ливень из пуль и мин»[219]. Пехоту, которую поддерживала часть Иващенко, нещадно выбил огонь, и девушке было очень жалко солдат, особенно совсем молодых местных ребят, только что призванных и обученных за несколько дней.