Читать книгу "Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей"

Этот вердикт вызвал величайшую радость. Несмотря на то что он был вынесен в половине первого ночи, известие о нем скоро облетело весь город. Некоторые люди в знак радости устроили иллюминацию своих домов. На следующий день, когда г-на Айлеби везли в Тауэр, на Тауэрском холме собралась толпа намеревавшихся освистать осужденного и забросать его камнями. Не преуспев в этом, они развели большой костер и плясали вокруг него, переполняемые весельем. Костры были разведены и в других местах; в Лондоне царила праздничная атмосфера, и люди поздравляли друг друга, словно они только что избежали великого бедствия. Ярость, вызванная оправданием г-на Стенхопа, разрослась до таких масштабов, что никто не знал, чем бы все кончилось, удостойся г-н Айлеби той же милости.

Радости людям прибавило то, что сэр Джордж Кэсуолл, один из совладельцев «Тёрнер, Кэсуолл энд Ко.», на следующий день был исключен из состава палаты общин, приговорен к заключению в Тауэр и штрафу в 250 000 фунтов.

Далее была рассмотрена та часть отчета тайного комитета, что касалась графа Сандерлендского. Предпринимались все усилия, чтобы снять обвинения с его светлости. В силу того, что заведенное против него дело основывалось главным образом на свидетельских показаниях, полученных от сэра Джона Бланта, были приложены все усилия к тому, чтобы поставить под сомнение слова сэра Джона, особенно в свете ущерба, наносимого ими чести пэра и члена тайного совета. Графа защищали все без исключения сторонники кабинета министров; высказывалось мнение, что обвинительный приговор приведет к власти кабинет министров партии тори. В конце концов граф был оправдан 233 голосами против 172, но страна была убеждена в его виновности. Повсеместно выражалось сильнейшее негодование, а в Лондоне вновь собирались озлобленные толпы. К счастью, никаких беспорядков не произошло.

Это было в тот день, когда умер г-н Крэгс-старший. Следующий день был посвящен обсуждению этого события. Все считали, что он отравился. Представляется, однако, что на самом деле он просто не смог пережить потерю сына, одного из секретарей казначейства, который умер от оспы несколькими неделями ранее. Ради этого сына, которого он очень любил, он скопил огромное состояние бесчестным путем; теперь же человека, ради которого он поступился честью и запятнал свою репутацию, больше не было в живых. Страх перед дальнейшими разоблачениями еще больше помутил его рассудок и в конце концов вызвал апоплексический удар, от которого он скончался. Он оставил после себя состояние в полтора миллиона фунтов, которое впоследствии было конфисковано в пользу пострадавших от плачевной аферы, в осуществлении которой он принял столь деятельное участие.

Дела, заведенные на всех директоров компании, одно за другим принимались к рассмотрению. Для возмещения причиненного ими ущерба у них было конфисковано имущество на сумму два миллиона четырнадцать тысяч фунтов; каждому из них пропорционально степени участия в афере и в соответствии с обстоятельствами была оставлена определенная его часть, позволяющая начать новую жизнь. Сэру Джону Бланту досталось всего 5000 фунтов от его состояния более чем в 183 000 фунтов, сэру Джону Феллоузу – 10 000 от 243 000 фунтов, сэру Теодору Янсену – 50 000 от 243 000 фунтов, г-ну Эдварду Гиббону – 10 000 от 106 000 фунтов, сэру Джону Ламберту – 5000 от 72 000 фунтов. С другими, менее вовлеченными в аферу, обошлись гораздо либеральнее. Историк Гиббон, чьим дедом был столь сурово оштрафованный г-н Эдвард Гиббон, в книге «Моя жизнь и сочинения» интересно рассказал о парламентских процессах того времени. Он признает, что не является беспристрастным свидетелем, но в силу того, что все писатели, из книг которых можно получить хоть какую-то информацию о судебных процессах тех бедственных лет, были пристрастны с другой стороны, версия изложения событий знаменитого историка приобретает дополнительную ценность, если, конечно, рассматривать ее, руководствуясь принципом audi alteram partem[81]. «В 1716 году, – пишет он, – моего деда избрали одним из директоров Компании южных морей. Из его конторских книг достоверно явствует, что еще до принятия этой фатальной должности он самостоятельно нажил состояние в 60 000 фунтов. Но его богатство было сметено катастрофой 1720 года, и труды тридцати лет пошли насмарку в один день. Судить об отсутствии или наличии злоупотреблений в деятельности компании, виновности или невиновности моего деда и его коллег-директоров я не могу, ибо не являюсь ни полноправным, ни беспристрастным судьей. Однако непредвзятость дней сегодняшних должна осудить надуманные и деспотические судебные процессы, позорящие правосудие и делающие несправедливость еще более отвратительной. Страна очнулась от золотых грез не раньше, чем возмущенное общество, а вслед за ним и парламент потребовали жертв; но все признавали, что директора, пусть даже виновные, не подпадают под действие ни одного из существующих законов страны. Несдержанным призывам лорда Молсуорта не последовали буквально, но внесли на рассмотрение законопроект о наказаниях и взысканиях – закон с обратной силой, карающий за преступления, неподсудные во время их совершения. Законодательная власть подвергла директоров заключению, приставила к ним непомерную охрану и поспешила заклеймить их позором. Их заставили объявить под присягой точную стоимость своего имущества и лишили возможности передавать или отчуждать какую бы то ни было его часть. Вопреки тому или иному законопроекту о наказаниях и взысканиях, каждый человек, находящийся на скамье подсудимых, имеет право быть выслушанным. Они просили, чтобы их выслушали. Их просьбы были встречены отказом: их притеснители, которым не требовались никакие показания, не стали бы выслушивать никаких оправданий. Сначала было предложено оставить директорам на будущее одну восьмую часть их имущества, но при этом было специально оговорено, что в зависимости от состоятельности и степени вины такая пропорция может оказаться для многих чересчур милосердной, а для некоторых – чересчур суровой. Репутация и деятельность каждого из подсудимых оценивалась отдельно, но вместо беспристрастного судебного следствия по всей форме богатство и честь тридцати трех англичан стали темой торопливого разговора, забавой не подчиняющегося законам большинства, когда самый недостойный член комитета мог злобным высказыванием или тайным голосованием дать волю своему общему раздражению или личной враждебности. Расследование отягощалось оскорблениями, а оскорбления усугублялись насмешками. Директорам издевательски оставляли как 20 фунтов, так и 1 шиллинг. Неопределенное сообщение о том, что кто-либо из директоров был ранее вовлечен в другой проект, в результате которого некое число неизвестных лиц лишилось своих денег, признавалось доказательством его нынешней вины. Один человек был разорен из-за того, что обронил глупую фразу о том, что его лошади должны питаться золотом; другой – потому, что был настолько горд, что однажды, находясь в казначействе, невежливо ответил персонам гораздо более высокопоставленным. Всех директоров заочно приговорили к огромным штрафам и конфискациям, унесшим львиную долю их имущества. Парламенту при всем его могуществе вряд ли под силу оправдать столь бесстыдный гнет. Мой дед не мог рассчитывать, что с ним обойдутся милосерднее, нежели с его компаньонами. Его приверженность принципам партии тори и связи делали его неудобным для властей предержащих. К нему относились с затаенным подозрением. Его общеизвестные способности не позволяли ему добиваться оправдания в силу неведения или ошибки. На первых процессах против директоров Компании южных морей г-н Гиббон был заключен под стражу одним из первых, а объявленный в окончательном приговоре размер штрафа указывал на то, что его сочли одним из наиболее виновных директоров. Общая стоимость его имущества, объявленная им под присягой в палате общин, составляла за вычетом прошлых актов распоряжения имуществом 106 543 фунта 5 шиллингов и 6 пенсов. Было предложено оставить г-ну Гиббону 15 000 или 10 000 фунтов, и после того, как вопрос был поставлен на голосование, было единогласно решено остановиться на меньшей из указанных сумм. Понеся столь значительные убытки, но сохранив навыки и доверие, которых парламент был не в состоянии его лишить, мой дед уже в зрелом возрасте возвел здание нового богатства. Труды шестнадцати лет были щедро вознаграждены, и у меня есть основания полагать, что состояние, накопленное во второй раз, ненамного меньше накопленного в первый».