Читать книгу "Воображаемые девушки - Нова Рен Сума"

– Спасибо.

Я все еще находилась под впечатлением от того, что тот мальчишка спрашивал про меня. Но она больше не упоминала его. Руби просто спросила:

– Ты все поняла?

И я ответила:

– Да.

Хотя не поняла даже половины.

А потом Руби положила свою холодную руку на мою, а от ветерка вентилятора она стала еще холоднее, и сказала:

– Сегодня среда, Хло. Какой фильм будем смотреть?

И так жизнь опять стала такой, какой была раньше, а это лето стало похоже на любое другое. Единственным исключением стало наше новое место жительства. Когда я поднялась, чтобы сделать попкорн – а по средам, когда мы смотрели кино, то всегда готовили попкорн в микроволновке, – то увидела воду, неспокойную, все время в движении, пусть даже едва заметном, и так близко. Воду было видно из каждого окна на первом этаже, из каждой комнаты в доме, кроме той, которую Руби назвала моей спальней.

И кто знает? Может, там, внизу, куда я не могла заглянуть, обитатели Олив жили в своем собственном лете, ждали легкого ветерка, приносимого течением, а потом бежали играть в горелки с потерянными ключами Пита.

9

Лондон не существовало

Лондон не существовало где-то пару дней. Мы не выходили из дома, и было легко позабыть о ней, о том, что она где-то там что-то делает.

Вернее, нет, было такое ощущение, словно она существовала как раньше, как два года назад, когда я даже думать не думала о том, что могу уехать из города, особенно без своей сестры, и когда я знала Лондон Хейз как девчонку, которая сидела на задней парте на французском, и не более того. Как когда она была просто девчонкой, которую я иногда видела на Грин или на задних сиденьях машин друзей Руби и с которой мы даже не здоровались.

Я знала, что она где-то поблизости, и это отгоняло воспоминания.

Утром в пятницу я почти забыть забыла про Лондон. Руби заняла меня блинчиками из «Свит-Сью», потому что мы решили, что до конца лета будем питаться только завтраками, а потом пропускать два основных блюда и переходить сразу к десертам. Мы не стали скромничать и заказали себе фирменные блинчики «Красная обезьяна», сдобренные клубникой и бананами, ибо Руби сказала, что два фрукта в одном блюде еще полезнее.

Возвращаясь из «Свит-Сью», мы проехали мимо муниципальной старшей школы – по словам Руби, именно туда мне предстояло пойти учиться в одиннадцатый класс, когда она убедит моего отца раз и навсегда отказаться от меня, – а потом свернули в объезд по знакомой дороге через старое шоссе, тянувшееся вдоль действующего, опустив стекла, чтобы ветер спутал наши волосы.

И все было по-старому – за исключением того, что Руби так пока и не подстригла мне челку и мои волосы постоянно лезли мне в рот, отчего мне приходилось все время выплевывать их, чтобы не подавиться ими и не выблевать их, как выблевывают свою шерсть кошки. И еще я заметила, что в машине кончился бензин, и либо стрелка датчика уровня топлива уже навсегда застряла на «Е», либо Руби действительно поднялась на другой уровень бытия и теперь могла управлять машиной лишь силой разума, точно так же как она приказала парню построить для нее дом, и он все ночи провел с молотком и пилой в руках.

В городе Руби ехала под красный сигнал светофора, словно он разрешал проезд. Остальные машины позволяли ей проезжать, и никто даже не посигналил ей, когда она выехала на встречную полосу и чуть не устроила аварию. Проезжая мимо Грина, мы видели тусующихся на лавочках парней и девчонок, как бывало в любой летний день, и все они смотрели на нашу машину, словно мы были частью кортежа какой-нибудь суперзвезды или президента – как будто Руби была и тем и другим одновременно. Но когда кто-нибудь замечал, что в машине действительно она, то быстро отводил глаза, как будто не хотел быть пойманным на том, что пялился. Это была волна резко поворачивающихся шей и взглядов, вдруг устремленных на уличные знаки и фонарные столбы. Даже если Руби и замечала все это, то ничего не говорила.

Сестра остановила машину рядом с магазинчиком сладостей, где раньше покупала мне вишнево-мятные скрученные леденцы. Это было нашим ритуалом: сначала покупаем конфеты, а потом идем за солнечными очками. Затем мы отдыхали на каменной скамье в самом центре Грин, где Руби флиртовала с местными жителями, туристами и любопытными белками. И мы всегда старались избегать «Виллидж-Таверн», бара на противоположной улице, любимого места нашей матери, и если доводилось проходить мимо, мы шли, затаив дыхание, как суеверные ходят мимо кладбища. А потом, если было жарко, мы плавали в бассейне. Вернее, это я плавала, а Руби вытягивала ноги в мелкой части и наблюдала. После этого мы ехали домой.

Сейчас же сестра сказала, что мы можем не ходить за конфетами – к «ланчу» мы еще не готовы – и она собирается мне купить собственную пару солнечных очков, чтобы я больше не брала ее.

Мы оставили «Бьюик» с опущенными окнами, потому что все равно никто бы не посмел даже прикоснуться к машине, и перешли через Тинкер-стрит к бутику, в котором был лучший в городе выбор солнечных очков. Когда мы проезжали мимо, он был вроде бы открыт, но когда мы подошли, то обнаружили, что стеклянная дверь заперта, свет погашен и висит записка с ошибками: «Закрыто на инвентаризацию Простите!»

Руби была недовольна.

Она постучала по стеклу, и через секунду появились две продавщицы, которые сразу же начали извиняться, при этом одна испепеляла взглядом другую, как будто та написала записку, и колокольчик звякнул над дверью, когда она открылась, впуская нас. Мы вошли и через несколько минут вышли с покупками: пара темных очков, как в «Завтраке у Тиффани», для меня и пара вызывающе золотых «авиаторов» для Руби, которые она тут же нацепила на лоб. Каждые стоили по пятнадцать долларов, но Руби предложила купить их вместе за пять, в итоге столько и заплатила.

Пока мы шли к машине, Руби молчала. Она не захотела посидеть на Грин и не захотела дать мне примерить свои «авиаторы».

– Все должно было быть идеально, – сказала она. – Я не понимаю. Что сегодня за день такой?

– Все идеально, – успокоила я ее.

– Думаешь, я перестаралась? – спросила сестра, опуская очки на глаза. – С ними?

Очки были в золотой тонкой оправе, в которой отражалось солнце – но слишком большие для ее головы. Но она была лучше всех на свете даже в этих «авиаторах». В этом и заключалась магия моей сестры.

– Можешь сказать мне.

– Я…

– Ты считаешь, что они ужасные, – сказала она за меня, но, как будто в наказание, не стала их снимать и включила указатель поворота, чтобы выехать на дорогу. Но потом вдруг выключила сигнал, машина так и осталась стоять. – Я в них выгляжу как-то гадко? Как какой-нибудь психопат?

Я кивнула, неохотно, потому что к таким комплиментам Руби точно не привыкла.

Она широко улыбнулась и сказала:

– Тогда я пойду.