Читать книгу "Вечеринка - Ирина Муравьева"

– Ты, Анна, такой не была! – Резинкин понурился. – Анна! Я помню, ты грустной была, молчаливой девчонкой. Но жутко красивой.

– Сейчас подурнела? – спросила я весело.

– Нет, не подурнела, – сказал он серьезно. – Но что-то в тебе изменилось. Сломалось как будто.

– Воды утекло знаешь сколько, а, Толик?! Да больше воды, чем у нас в Енисее!

Резинкин под белой пышной скатертью зажал мои ноги своими ногами. Ковбойский каблук больно стукнул по щиколотке.

– Послушай! – сказал мне Резинкин. – Ты думаешь, что вот, мол, приехал, богатый, и хочет немного расслабиться. Так? Ну, так ведь ты думаешь? Ну, признавайся!

– Совсем я не думала.

– Честно, ну, честно!

– Да честно, не думала.

У него было мальчишеское лицо, похожее на то, которое я знала в школе, и голос был прежний: смешной и мальчишеский. Вообще он был все-таки Толей Резинкиным, и я ему нравилась так же, как раньше.

– Поедем отсюда, Анюта! – сказал он.

– Куда?

– Все потом объясню!

Резинкин поспешно схватил меня под руку. Потом вдруг доел свой шашлык одним махом и вытер хрустящей салфеткой губы. Допил из бутылки коньяк и при этом решительно прополоскал им же рот. Он, как полководец, знал каждый свой шаг.

– Соскучился я, – повторял он в такси, где пахло духами и высохшей рвотой. – Соскучился я по тебе, хуже некуда!

Через двадцать минут мы подъехали к гостинице, которая раньше называлась «Советской», а лет пять назад ее переименовали в «Красноярскую». Осенью прошлого года в банкетном зале этой гостиницы играли свадьбу моей сестры Наташи. Вскоре после свадьбы ее молодой муж утонул в Енисее. Была, правда, версия, что кто-то сильно ему тогда в этом помог. Наташа и мама не стали копаться: боялись. И, думаю, правильно сделали. Идти в «Красноярскую» мне не хотелось, но и объяснять, почему, было поздно. Резинкин ворвался в фойе. За стойкой высокая, с властным лицом, стояла дежурная. Тягуче она сообщила, что номер в гостинице уже не сдается на час или два. На сутки – пожалуйста. Так же, как было при Ельцине и Горбачеве.

– Не важно, не важно! – сказал ей Резинкин. – Пусть будет на сутки. Как при Горбачеве!

– Я предупредила. – Она застучала ногтями в компьютере. – Бывает, приходит какой-нибудь, даже не скажешь по виду, и тут начинает… «Верните мне деньги, верните мне деньги!» А мы отвечаем: «Вас предупредили? Вы разве глухой?»

Она улыбнулась спокойной улыбкой.

– Понятно! – сказал ей Резинкин. – Ну, люди!

Наконец мы получили ключи, и по длинному, красной ковровой дорожкой покрытому коридору подошли к двери, на которой висел номер 113. Внутри было душно, как в бане.

Резинкин толкнул меня прямо в кровать и тут же содрал с меня белые брюки.

– Давай хоть немножечко поговорим! – взмолилась я. – Толя! Ну, не по-людски!

– Еще даже как по-людски! – дыша шашлыком и коньячным изделием, ответил Резинкин. – Совсем по-людски!

Наверное, он был по-своему прав: о чем нам сейчас говорить? И зачем? Я вытянулась под своим старым другом и дернула шнур выключателя. Стало темно и тревожно. В окне летел снег, и тяжелое зеркало казалось серебряным. Резинкин любил меня так горячо, с такою неистовой жадностью, словно последние годы провел на войне и истосковался, воюя, по женщинам. Поэтому наша любовь вскоре кончилась. Он вскрикнул, как раненный в сердце, зажмурился, сжимая мне грудь своей потной рукой. Прошло минут пять или, может быть, больше.

– Уютно с тобой, – прошептал вдруг Резинкин. – Намного уютнее, чем с остальными. А можно я, Аня, немножко посплю? Сама виновата: всего разморила…

– Спи, спи! – разрешила я, вспомнив, что дома болеет мой Юрочка. – Толя! Ты спи, отдыхай, я пойду потихонечку…

– Куда-а-а ты пойдешь? – прорычал он сердито. – Пойдет она, здрасьте! У нас с тобой ночь!

Я выскользнула, пошла в душ. Вернулась: Резинкин уже крепко спал.

Дежурная с властным лицом говорила по двум телефонам. Увидев меня, она просто спросила:

– А что ж вы так быстро? Уже?

– Да, уже, – ответила я. – Да чего там возиться? Но он еще спит.

– Пусть поспит, – кивнула она. – Оплатил ведь за сутки.

Я вышла на улицу. Отяжелевший, осипший от снега и сырости ветер рванул мои волосы и отпустил.

– Куда вас подбросить? – Машина, визжа протертыми шинами, остановилась.

Я села и четко сказала свой адрес. Шофер был без шапки, смотрел исподлобья. Спросил, можно ли закурить. Я кивнула. Доехали быстро, минут за пятнадцать.

Юрочка спал, и мама спала рядом с ним на диване. Она встрепенулась, услышав меня, и приподнялась – в своем старом халате, с торчащим пучком на затылке.

– Вернулась? Я чуть было не позвонила в милицию!

– Еще и двенадцати нет.

– Все равно. Теперь я одна за тебя отвечаю. Когда ты при муже жила…

– При каком? Их два было, не забывай.

– Да не важно! – Она отмахнулась. – Где Толя Резинкин?

– Наверное, дрыхнет в гостинице.

– Господи! В гостинице дрыхнет?

– А где же еще? На улице холодно. – Я сняла туфли.

– Ты циник, – сказала она. – Просто циник.

– Я очень устала. – Я громко зевнула. – Ужасно устала.

Легла рядом с ней на диване.

– Ну, спи, – сказала она. – Только кофту сними. Испортишь. Красивая кофта, помнется.

Резинкин позвонил в полдень. Мамы уже не было, я кормила Юрочку гречневой кашей.

– Анна, я скотина, – грустно сказал Резинкин. – Я что-то совсем оборзел. Извини.

– Да ладно тебе! Не за что извинять, – ответила я.

– Я хочу с тобой встретиться. И все объяснить.

– Объясняй. Только быстро.

– А можно зайти? Хоть на десять минут?

– Нельзя. Говорю тебе: Юрочка болен.

– Да, помню, – сказал он убито. – Послушай! А я ведь женат.

Я расхохоталась.

– Ну, что ты смеешься?

– А что ты хотел?

– Хотел, чтобы ты одну вещь поняла. Мне очень с тобой хорошо. Просто очень.

Я стиснула зубы.

– Ты нравишься мне, – сказал он угрюмо. – А я? Тоже нравлюсь?

– А то! Очень даже.

– Не врешь? – Он обрадовался. – Поклянись!

– Клянусь: очень нравишься. Что ты, ей-богу!

– Тогда у меня предложение, Анна, – и он задышал очень громко и быстро. – Ты только подумай сперва, не отказывай.

– Какое?

– Приедешь в столицу на майские праздники? Я ахнула.